Темное дитя

Может, и хорошо, что вокруг темно. Я разделась, сняв с себя все до последней нитки. Запихала платье и белье в пакет из-под батончиков и двинулась вперед, стараясь не поскользнуться на гладком дне.

Сперва и правда было по пояс. Потом сделалось по грудь. Потом по шейку. Потом я поскользнулась и, беспомощно взмахнув руками, ушла с головой под воду.

В воде я выпустила пакет с одеждой. Врушка Аграт! Впрочем, чего еще ожидать от бесов! Черт с ней, с одеждой, ведь похоже, я тут навсегда останусь! Буду плавать в темноте наугад по кругу, пока не пойду ко дну. Все равно ни на что больше у меня нет сил!

Но тело в воде вдруг обрело второе дыхание. Сделалось невесомым. Вода с каждым движением рук и ног словно уносила усталость куда-то на глубину. И похоже, я все-таки плыла не по кругу. Вынырнув в очередной раз, я увидела где-то далеко впереди себя свет.

Наконец я встала на твердые прибрежные камни. Туда же прибило пакет с одеждой. Конечно, она была мокрой, но тут уж что сделаешь. Пришлось выжимать и надевать как есть. А то мало ль кто сюда забредет. Раз свет, значит, уже недалеко.

Последние метры я летела как на крыльях. Пока не уперлась в металлическую дверь. Толкнула ее, она оказалась незапертой. За дверью была лестница. Поднимаясь, я услышала над собою молитвенный распев. Хорошо поставленный баритон выводил слова «Шмоне эсре», ему вторил хор мужских голосов.

Лестница кончилась перед очередной дверью. Толкнув ее, я зажмурилась от яркого света люстры.

Я стояла в синагоге посреди молитвы. В мокром, облепившем меня, не закрывающем коленок и локтей платье.

Молитва прервалась. Большинство мужиков отвернулись или прикрыли рукой глаза. Другие, наоборот, уставились на меня.

Растерявшись, я застыла столбом, чувствуя себя как в кошмарном сне, где внезапно оказываешься голым перед толпой.

К счастью, парень в форме, сидевший с автоматом у двери, вскочил и с воплем: «Гверет, женщинам сюда нельзя!» – немедленно вытолкал меня взашей.

Спасибо ему; меньше чем через две секунды я уже была на залитой солнцем площади перед Котелем. Сама бы я вряд ли так быстро управилась с подъемом по крутым ступенькам.

Уфф! Если я забуду тебя, Иерусалим, мне будет на фиг не нужна моя правая! Кстати, и левая тоже!

* * *

Идти в таком виде к раву было не меньшим безумием, чем появиться в синагоге. Еще на подступах к дому камнями закидают.

К счастью, дежурная старушка у Котеля согласилась одолжить мне платок – прикрыть плечи, и длинную юбку-запашку. Выдала из их стратегических запасов для нескромных женщин-туристок, желающих помолиться у Стены. Даже не спросила, когда я ей все это добро верну.

А вправду – когда? Квартира ведь заперта на новые замки, и что там внутри с моими вещами один бог знает.

В подсохшем конверте оказались две бумажки по двадцать шекелей. На них я спокойно доехала на автобусе, еще и купила себе фалафель с колой по дороге. Все-таки последний энергобатончик был съеден давным-давно, с тех пор я успела поплавать и нагулять аппетит.

Меня встретила заплаканная Геня, обняла и повела в дальнюю комнату. Встречные смотрели сочувственно, вообще атмосфера была, точно в доме покойник.

В постели лежал кто-то маленький и настолько худой, что тело буквально терялось под одеялом. Если б не пара-тройка бугорков, кровать могла бы показаться пустой. Неужто Тёмка успела так исхудать за столь короткое время?! Или… да в кого она опять превратилась?!

– Тёмка, Тёмочка, просыпайся! Я вернулась! Теперь у нас все будет хорошо! – завопила я, откидывая одеяло, и осеклась.

В постели лежала ветка смоковницы.

Вернее, не ветка. Саженец. Крона с резными листьями покоилась на подушке, ствол с бугристой серой корой вытянулся на простыне. Корешки были заботливо расправлены и бережно укутаны мокрой тряпочкой.

– Что это?! Это, это… Тёма?! Давно она так?

– Со вчерашнего дня. – Геня погладила меня по плечу. – Я, как поговорила вчера с тобой, вернулась, а она уж не дышит. Лежит и обратно не превращается. Я бы врача позвала, но ведь тут даже непонятно кого. Ну, я вот корешки тряпкой укутала и каждый час водой поливаю, но это ж так, мертвому припарки. Но вообще-то надо б в землю ее побыстрее пересадить. Кадку какую-нибудь раздобыть, что ли, но это уж ты сама как-нибудь, Сонь?

В моей голове происходящее укладывалось с трудом. Кадку? С землей? И еще, наверное, понадобятся удобрения? Какие, в какой пропорции? И какая лучше земля? Я ж в этом ничего не понимаю!

– Может, все-таки еще не понадобится? Это ж, наверное, не навсегда? А рав что говорит?

Геня только вздохнула:

– Ничего не говорит. Посмотрел и молча губы поджал.

– Аграт уже была здесь? Она это видела?

– Да Аграт и сейчас здесь. Они все там, в кабинете засели: Аграт, Мендель-Хаим, сыновья наши, ученики ешивы. Нотариуса, который сделку с квартирой оформлял, позвали. Кричат, спорят, книги друг у друга из рук рвут, никто никого не слушает. Давно я такого балагана не видела. Так что, глядишь, сообща чего-нибудь да придумают. Велели тебе, как придешь, сразу туда идти.