Устроившись на ковшеобразных пластиковых стульях, они нервно переглянулись, и Кэссиди подумала, что, возможно, Тэйт испытывает сейчас сходные противоречивые чувства, отчасти надеясь получить отказ. В ее голове теснилась масса сведений, но все они были настолько ненадежными, что она вообще не представляла, как детективам удается раскрывать преступления, а журналистам — писать статьи. Рой казался идеальным подозреваемым: сомнительный местный тип с криминальным прошлым, по непонятным причинам тусовавшийся с этим поэтом, бунтовавшим против школьных порядков. При этом, по слухам, он угрожал его жизни, да к тому же, черт подери, у него на шее синела жуткая змеиная татуировка!
Но теперь в этом, казалось, не было особого смысла. По всей вероятности, ее мама сделала тот браслет, что был на Далласе Уокере, когда тот погиб. По версии Кэссиди, расставшись с отцом в выпускном классе, она начала встречаться с другим школьником… но что, если она встречалась с
Может, именно поэтому мама так странно беспокоилась из-за ее отношений с мистером Келли? «Возможно, меня просто беспокоит то, как много времени вы с ним проводите вместе… Такая тесная и напряженная работа порой может привести к фамильярности…»
Как, интересно, развивалась та история? Если они с папой опять поладили после исчезновения Далласа Уокера, фактически после его смерти, то не становятся ли они… подозреваемыми? Не вызывают ли более веских подозрений, чем все остальные, еще не оправданные на семинарских занятиях?
Разумеется, Кэссиди ни словом не обмолвилась Тэйту о своих новых подозрениях. Лишь выразила надежду на то, что детектив Гаврас не проявил поспешность, осудив Роя, и заметила, что клевая получилась бы сенсация, если б ей удалось взять интервью у подозреваемого раньше, чем настоящим репортерам. Если, конечно, его адвокат позволит ему говорить.
Тэйт настоял на том, что пойдет с ней, ради ее же защиты. Ей понравился его посыл, хотя сейчас она вдруг осознала, что ему нельзя сопровождать ее на само интервью — определенно нельзя, если она собирается получить ответы на важные для нее вопросы.
— Тэйт, мы же не спросили разрешения на этот визит, — задумчиво произнесла Кэссиди. — Вдруг у тебя из-за этого снова возникнут проблемы?
— Мой испытательный срок уже закончился. К тому же не думаю, что меня вообще могли бы исключить из школы. Моя семья не так влиятельна, как твоя, однако мои предки тоже учились в Гленлейке.
И тогда ее спас не кто иной, как сам Рой.
— Заключенный сказал, что хочет говорить только с Кэссиди Коупленд, — сообщил дежурный.
Пребывая в нервном возбуждении, Кэссиди вскочила со стула, даже не дослушав, и словно откуда-то издалека услышала голос Тэйта.
— Мы можем передать ему, что либо придем вдвоем, либо вообще не пойдем, — стоически заявил он.
— Вероятно, так даже лучше, — возразила она ему. — Ведь теперь у тебя не будет новых осложнений.
— Кэссиди…
— Вряд ли здесь ему позволят обидеть меня, — уверенно добавила она, когда охранник, открыв внутреннюю дверь, предложил ей следовать за ним, — так что не волнуйся, ладно?
Тэйт ничего не ответил, только посмотрел на нее с каким-то отчаянием.
И, может быть, с легкой примесью облегчения.
Кэссиди прошла в соседнее помещение, заполнила форму посетителя, сняла рюкзак и пиджак и прошла через металлоискатель, после чего ее более тщательно обыскала охранница. С собой ей разрешили взять только смартфон.
Рой уже ждал ее. Она думала, что они будут говорить по телефону, разделенные пуленепробиваемым стеклом, как в фильмах, однако он просто сидел за одним из восьми столов в общей приемной комнате. Другой заключенный и его посетитель перестали разговаривать и смотрели, как она медленно шла к столу.
— Кэссиди Коупленд, — растягивая слова, произнес Рой, особо подчеркнув ее фамилию, — тебе понадобился повторный разговор?
Пытаясь успокоиться, она подняла свой телефон.
— Вы не возражаете, если я запишу его?
Он пожал плечами.
Кэссиди открыла приложение голосовой записи и включила его. Надо ли ей попросить его высказать согласие на запись? Под столом ее колени уперлись в твердую сплошную перегородку. Видимо, чтобы посетители не могли ничего передать заключенным.
— Можете ли вы сказать мне, почему находитесь здесь?
— Я здесь по той же самой причине, что и ты.
— Мне нужна ваша версия событий. Я не думаю, что вы виновны.
— Это правильно, — он глянул на нее, блеснув глазами, — потому что я не виновен.
— Но кто-то думает, что вы виновны.
— Я здесь потому, что какой-то тюремный стукач два десятка лет назад слышал, как я ругался с моим приятелем Далласом. Того ублюдка взяли за вооруженное ограбление, и он решил, что, заложив меня, сможет скостить себе срок.
— А у вас есть алиби?
— Да им неизвестно даже, в какой именно день исчез Даллас, — хмыкнув, ответил Рой.
Надеясь, что его голос достаточно громок, Кэссиди глянула на экран, проверив время записи. Внезапно она осознала, в какой близости они находятся. Буквально на расстоянии вытянутой руки.