Я могла провести с Далласом всего лишь два часа, чтобы успеть вернуться в общежитие, не вызвав нездорового интереса Джорджины, когда она, закончив целоваться на заднем ряду кинотеатра с Томми, тоже заявится в нашу комнату. Даллас, однако, поглаживая мою ногу, одновременно строчил что-то в своем блокноте.
— Почему ты всегда работаешь в моем присутствии?
— Потому что твое присутствие меня вдохновляет.
— Лучше б ты вдохновлялся после моего ухода, — пробурчала я.
— Я думал, ты будешь впечатлена, наблюдая за творческим процессом поэта.
— Не тогда, когда хочу, чтобы этот поэт обратил внимание на меня.
— Разумно, — рассмеявшись, согласился Даллас, — но постарайся думать об этом так, будто позируешь
художнику.
— Типа как для картины?
— Я ведь создаю твой образ.
— У твоей литературной натурщицы есть вопросы, — заявила я.
— Спрашивай, — соизволил разрешить он, щекоча мою лодыжку.
— Почему ты предпочитаешь, чтобы тебя называли Далласом?
— Это мое второе имя. В Далласе я родился, а моим родителям не хватало фантазии. Моего отца тоже зовут Дэвидом, и мне не хотелось зваться Младшим…
— А сколько тебе лет?
— Будет сорок.
— Когда?
— В феврале.
— Какого февраля?
— Десятого.
— Значит, ты Водолей?
— Не говори мне, что ты серьезно веришь в эту астрологическую чушь.
— Не серьезно, но…
— Но ты прекрасна, — перебил Даллас и, расстегнув две верхние пуговицы моей рубашки, лизнул мою ключицу.
Не знаю, как другие воспринимают знаменитых поэтов, которые пишут и читают посвященные им стихи, но я вся затрепетала, несмотря на то что он добавил:
— Пока сыровато. И надо избавиться от случайных рифм.
Я не могла назвать Далласа красивым. Если б я собиралась написать стихи о мужской красоте, то взяла бы за образец Йена: выгоревшие под солнцем золотистые волосы, кобальтово-синие глаза, классические, словно высеченные резцом скульптора черты лица. А у Далласа поседели виски, между бровями залегла глубокая складка, и когда он улыбается, кожа вокруг глаз морщится. «Но сексуален», — мелькнуло у меня в голове, когда, скользнув мне под лифчик, его пальцы начали ласкать мой сосок.
Да, он чертовски сексуален.
— Ты говорил Джорджине, что миссис Даллас Уокер не существует.
— Так и есть. В данное время.
Вряд ли он подразумевал, что не зарекается на будущее. Это не в его натуре.
— Так ты был женат?
— До тех пор, пока меня это устраивало.
— И у тебя нет детей, верно?
— Никогда не ставил себе такую цель.
— Как звали твою жену?
— Сьюзан.
— Ты любил ее?
— Я люблю всех женщин, с которыми меня сводит судьба.
Интересно, я вхожу в число судьбоносных связей?
Даллас прижался ко мне всем телом, вновь породив во мне трепетную дрожь, и принялся целовать меня.
— Мне хочется слиться с тобой в любовном экстазе, — прошептал он.
Меня охватило такое жаркое возбуждение, какого я еще не испытывала ни разу в жизни.
— И мне тоже…
— Нет, нельзя. — Он приложил палец к моим губам.
— Почему же нельзя? — в мгновенном потрясении спросила я; ведь меня не отвергал еще никто из парней… Вот тут я вдруг задумалась. Не слишком ли рано я вырвалась из юношеского мира?
— Пока нельзя.
— А когда будет можно?
— Когда наступит своевременный, абсолютно правильный момент.
— Но когда же он наступит?
— Об этом нет нужды спрашивать. Мы оба сразу поймем, что он настал.