Обычно мне нравилось, когда Саймон приезжал в Чикаго по делам. Он всегда выделял время для приезда ко мне, чтобы мы могли побыть вдвоем. Без Лорейн и малышни.
На сей раз Саймон удивил, неожиданно заявившись в школу и решив забрать меня в город на выходные. План развлечений включал в себя ужин в шикарном итальянском ресторане, две ночи в номере отеля «Четыре сезона», прогулку по магазинам на Мичиган-авеню и приобщение к искусству субботним вечером. Гипотетически выходные моей мечты. В предыдущие наезды мы ходили на спектакли театральной компании «Степной волк»[40]
, в театр Гудмана[41] и на разные концерты в театр «Чикаго»[42]. Отец всегда старался придумать удивительную программу, поэтому я не сомневалась, что мне понравятся любые его планы.— Как тебе живется, малышка? — спросил Саймон, когда мы выехали из кампуса на арендованном чисто для прикола «Вайпере»[43]
.— Хорошо, — ответила я.
Он почти растрогал меня, решив, что из-за напряженного выпускного года, мороки с заявлениями в колледжи и моим разрывом с Йеном мне необходима изумительная передышка.
Почти — потому, что у меня были другие планы.
Мы с Далласом продумали все детали. В субботу вечером мне предстояло дойти до города, где он заберет меня, и мы отправимся в какое-нибудь славное местечко, в котором нас никто не знает.
Вот такая ирония судьбы: решив порадовать меня выходными мечты, отец погубил мои фантазии о первом настоящем свидании с тайным возлюбленным.
— Я надеялся устроить тебе шикарные выходные, чтобы ты полностью отвлеклась от забот и проблем, — уныло произнес отец, пока я вяло ковырялась в обожаемом мной букатини с моллюсками, — а ты выглядишь расстроенной…
И это еще очень мягко сказано.
Увидев Саймона в кампусе, я едва не зарыдала от досады. Воспользовавшись его сотовым телефоном, сообщила «всем» моим учителям, что пропущу утренние занятия в субботу, включая поэтический семинар, хотя по субботам у нас его не было. Все ответили, пожелав мне хороших выходных.
Все, кроме Далласа.
Ему мне пришлось оставить самое сложное и путаное сообщение в своей жизни. С трудом удалось выговорить слова «мистер» и «Уокер», подчеркнув Значительность Обстоятельств.
Мне пришлось также собрать все свои силы, чтобы голос мой не дрожал от того огорчения, что я реально испытывала, говоря: «Это Энди Блум с вашего поэтического семинара. Я не смогу завтра, в субботу, быть на занятиях, потому что неожиданно приехал мой отец и увез меня на выходные в Чикаго. Мне искренне жаль, что из-за своего отсутствия я пропущу новый материал. Но уверяю вас, что я готова наверстать все упущенное по возвращении в воскресенье. Днем. Еще раз извините. Если вам понадобится связаться со мной, то я буду жить в «Четырех сезонах», и со мной также можно связаться по сотовому телефону моего отца, Саймона Блума. По номеру…»
— Боже мой, Энди, это же всего одно занятие, а не целый семестр, — заметил Саймон, когда я наконец закончила сообщение.
— Предполагалось, что завтра мне надо будет писать контрольную работу, — запинаясь, ответила я.
— Я напишу объяснительную записку, — успокоил меня отец, — и тебе позволят сделать ее позже.
— О, не стоит; уверена, что вполне достаточно будет оставленного мной сообщения. — Одна мысль о его вмешательстве вызвала у меня едва ли не панику.
Взглянув на сидящего со мной за столиком отца, я впервые в жизни испытала странное чувство неловкости из-за его близости. Даллас был моложе, но… насколько моложе? Папе было сорок пять, а Далласу, должно быть, не меньше тридцати пяти. Мог ли кто-то из ужинавших в ресторане подумать, что мы вовсе не отец и дочь… а пришли сюда на свидание? Если когда-нибудь мы устроим свидание в подобном публичном месте, то не сочтут ли окружающие Далласа моим отцом?
Содрогнувшись от собственных мыслей, я уронила вилку, и она громко звякнула по тарелке. Пришлось успокаиваться, глотая воду.
— Ты ни слова не сказала о Йене, — заметил Саймон.
— А говорить особо нечего, — пробурчала я. — Мы больше не встречаемся.
— Вы разбежались окончательно?
— Не знаю.
— У тебя появился кто-то другой?
— Нет! — воскликнула я, пожалуй, слишком поспешно и пылко.
Отец удивленно приподнял бровь, но, к счастью, не стал заострять на этом внимание.
В субботу утром меня повезли по магазинам. Мы заглянули в пару модных универмагов и еще в пару бутиков по моему выбору. Зашли на ланч в симпатичный ресторанчик и отправились обратно в отель, чтобы отдохнуть перед вечерней культурной программой, которая, как обещал Саймон, подарит мне истинное удовольствие.
От Далласа по-прежнему не поступало никаких сообщений. Я слегка психовала, но потом подумала, что, возможно, так будет лучше. Что могло бы случиться, если б на его звонок ответил Саймон?
— Знаешь, милочка, — сказал отец, сидя рядом со мной на диване в гостиной нашего номера, — когда твоя мама умерла…
— Мне не хочется говорить о маме, — буркнула я.
— Я понимаю, но и ты должна понять, что когда переживаешь большую потерю, то порой кажется, что впереди тебя уже ничего хорошего не ждет.
— Я сама порвала с Йеном, — сообщила я, — а не наоборот.
Ответить мне он не успел — на дальнем от дивана краю стола завибрировал его сотовый телефон.
Взяв трубку, Саймон взглянул на номер и протянул ее мне.
— Местный код. Подозреваю, что звонят тебе. Пойду поваляюсь на кровати перед выходом.
Когда дверь в его комнату закрылась, я ответила на звонок.
— Можешь говорить? — сразу спросил Даллас. Никакого тебе «привет, Энди».
— Да, — деловито ответила я, пытаясь делать вид, что разговариваю с учителем, хотя, в сущности, именно так оно и было.
— Что, черт побери, происходит?
— За мной вдруг заявился Саймон, нежданно-негаданно, — пояснила я, проходя к окну и понизив голос до шепота. — Я звонила тебе прямо из машины.
— Саймон?
— Мой папа.
Молчание.
— Мне ужасно жаль, — продолжила я внезапно охрипшим голосом. — Так хотелось провести выходные с тобой…
— Круто, — наконец изрек он.
В его голосе не чувствовалось и намека на крутизну.
— А как насчет следующих выходных?
— В следующие выходные будет выездной семинар кафедры английского. И что дальше будет, никому не известно… — Даллас вздохнул.
— Я скучаю по тебе, — прошептала я.
— Я тоже, детка, — откликнулся он. — Найду тебя, когда вернешься.
Вечерний сюрприз обернулся билетами в Шекспировский театр. Слава богу, давали «Двенадцатую ночь», а не «Ромео и Джульетту».
После спектакля, за десертом с кофе в очередном кафе, Саймон опять разговорился.
— Кто он?
— О ком ты?
— О твоем новом приятеле.
Да, Саймон Блум обладал редкостной проницательностью.
— У меня вовсе нет нового приятеля, — заявила я, по возможности самым равнодушным тоном.
— В такой ситуации всегда есть кто-то третий.
— То, что ты работаешь в Голливуде, еще не значит, что…
— Энди, — отец схватил меня за руку, — неужели ты действительно думала, будто я поверю, что ты целый день маялась, ожидая звонка от учителя?
К счастью, проницательность Саймона Блума все же не безгранична.