Темное пламя. Дети Проклятия

На нашем маге приближение границы никаким образом, кроме усталости, не сказывается. Он по-прежнему не брезгует магическим огнем, загадочным вытаскиванием целой поленницы дров из одного полена, таинственными поисками в своем удивительном заплечном мешке припасов от мистера Октопы.

Неблагой осьминог, надо отдать ему должное, хорошо позаботился о вашем пропитании.

Дорога сквозь гору отнимает у вас почти столько же времени, как если бы вы шли поверху. На твой вопрос, почему было обязательно проходить со сквозняком, Бранн исключительно нехорошо молчит, а потом вскользь роняет, что горы хотели вашей смерти. И непонятно, чьей больше. Неблагой явно не желает рисковать и выводит вас из-под гор так далеко и быстро, как только может.

Стоит вам появиться на заливном лугу подножий, как позади гремит обвал. Не успевший отдышаться Бранн хватает тебя, мой волк, за руку. Вокруг снова шумит ветер, в свисте которого почти скрывается вздох большого облегчения. Бормочет:

— Вот уж не думал, что тут настолько не рады видеть магов…

Подъем продолжается, хоть вы миновали горы, но теперь карабкаетесь не по земле, а по времени. Длинные переходы почти пропадают, можно насладиться лесом вокруг, пением птах, шумом совершенно обыкновенной листвы, которая не таит в себе глаз или ушей. Где пеньки — это просто пеньки!

Последняя преграда ощущается натянутой поперек груди плотной лентой. Это граница мира благих, Бранна оттесняет назад все сильнее, будто вот-вот швырнет из баллисты, тебя тащит вперед с силой катапульты!

Мой волк! Не надо упираться в рыхлую землю каблуками так крепко! Каблуки оторвет! Нет, я согласен, что друг дороже каблуков. Ох, мой Дей! До чего же волки отчаянные создания!

Граница еле-еле пропускает Бранна. Лишь тогда, когда ты обхватываешь его локоть обеими руками, упираясь всем весом, и тащишь вперед. Почти как в неблагом дворце, используя рычагом весь свой рост для того, чтобы вытащить одну неблагую Ворону.

В конце концов вы оба влетаете в лес, прокатываясь по мягким прелым листьям до дерева, которое вышибает дыхание у моего волка. Уф! Рядом отфыркивается от колючек шиповника наш неблагой.

И нечего удивляться, мой Дей, что под твоей рукой обнаруживаются две глубокие борозды — упирался ты просто потрясающе. Истинно по-королевски! Дерево, об которое ты приложился, ощущается настолько обычным деревом, что мне хочется плакать от счастья за тебя, мой волк.

Мы пришли! Мы вернулись! Мы дома!

А цветок папоротника по-прежнему сияет в твоей петлице. Он не выпал и даже не пытался выпасть, пока ты тянул Бранна. Сознательный цветок. Ну и я его немножечко придерживал, да, мой Дей!

Ах, до чего приятно, когда ты меня гладишь.

Бранн поднимается. Его слегка качает, как будто это он приложился об дерево, причем не спиной, как ты, а обязательно головой. Ворона подходит медленно, наклоняется к сидящему тебе, упирается в дерево плечом, кажется, хочет что-то сказать этому дереву, но вместо этого трясет неблагой макушкой, двигает ушами, дергает ими, стрижет!

— Дей! Дей, скажи, почему так тихо? — он все еще покачивает головой в непосредственной близости от твоего лица. Смешно повышает голос: — Или я оглох?!

— Стой-стой, Бранн.

Ты протягиваешь руку на звук и касаешься его лба. Ладонь скользит вдоль головы и набредает на дергающееся ушко, гораздо более бархатистое, чем даже сам бархат на куртке неблагого. Теперь разница чувствуется ещё яснее.

Твои пальцы смыкаются на нем, но Ворона словно не замечает.

— Где это не слышно? Чего тебе не слышно? Ты же даже летучих мышей определял! И различал их разговоры!

— Вот именно! — неблагой срывается на свистящий шепот. — Я их различал! А тут пусто! Как в барабане! Совсем пусто…

Ох, мой Дей, я в такой же растерянности, как ты! Над нами шумит листва, поют птицы, вокруг скрипят стволы вековых деревьев. Владения Дома Леса обширны, а древние чащи помнят зарю мира! Стоит отдаться волчьему слуху, и вот оно — в земле возятся мыши, жук-короед занят делом, а между веток шиповника, ровно канатоходец, неуверенно двигается паучок по паутинке и, сорвавшись, падает наземь. А потом шустро взбирается обратно.

Как же этого не различает наш неблагой?

Бранн немного успокаивается. Ты заронил в нем сомнения, а твои пальцы совершенно волшебным образом действуют на его уши. Острый кончик перестает дергаться, Бранн переводит дух — чувствуется горячее дыхание по твоему рукаву, отличное от стылого осеннего воздуха.

— Но почему я никого не слышу, Дей? — в голосе прорезаются отчаянные нотки. — Я слышу тебя и твоего проводника…

— Его зовут Луг, — ах, мой волк, мне очень приятно, что мы с Бранном теперь официально представл…

— Очень приятно, — приложенная к левой стороне груди рука.

Эй! Я пошутил! Это не официальное знакомство! Если бы ты не спас моему волку жизнь! Я бы и знать тебя не хотел!

— Он тоже рад, — без толики сомнения говорит мой волк.

Как тебе не стыдно! И не надо отмахиваться от старого ящера!

— Так вот, я слышу тебя и Луга, а больше — никого!