Темное пламя любви

– Я – ассенизатор и водовоз, революцией мобилизованный и призванный? – ухмыльнулся Гантимур, с явным удовольствием наблюдая за лицом Ольги, которой не удалось скрыть изумление, настолько не вписывался Маяковский в окружающую картину. – Я, однако, тоже читать умею.

– Однако! – фыркнула Ольга, пытаясь взять хоть какой-то реванш. – Так только в кино говорят разные тунгусы, нанайцы, якуты и эвенки!

– Однако я не в кино, однако тоже так говорю, – насмешливо повел бровями Гантимур.

– А вот что странно, – внимательно вглядываясь в его лицо, сказала Ольга. – Там, в больнице, когда ты сказал, что мугды говорит на языке твоих предков, я не поверила. У тебя было совершенно русское лицо, ну разве что немного скуластое. А теперь… мне кажется, что ли?! – глаза стали более узкими, кожа более смуглой, и скулы еще сильней выступили… Ты меняешься в какую-то непонятную сторону!

– Что ж тут непонятного? – спросил Гантимур, обходя Ольгу, чтобы идти первым и прокладывать дорогу. – В родных местах родная кровь свое берет. Я же говорил тебе, что один мой далекий предок был шаманом, эвенком.

– Говорил, да, – кивнула Ольга. – Но я не представляю, каким образом он мог встретиться с русской колдуньей. У них что, был международный слет колдунов-профессионалов?

Гантимур только головой покачал, но ответом не удостоил. Ну да, юмор получился несколько натужным: уж очень тяжело было пробираться через обломки стволов, ежеминутно стараясь не наткнуться на торчащие во все стороны сучья и чуть ли не вскрикивая от отвращения, когда все же натыкалась, но на голых ногах оставались не раны и царапины, а грязные полосы гнили.

– Ты говоришь, что впереди тропа, – наконец воскликнула Ольга в отчаянии, – но такое ощущение, что мы идем по бесконечному кладбищу, которое в самом деле находится на болоте!

– Видишь ли, в Буни все наоборот, – серьезно пояснил Гантимур. – Что для нас плохо, для обителей здешнего мира хорошо. Тьма здесь – свет, вот такой серый, тусклый, как сейчас, впрочем, и день не блещет яркостью красок, ночное небо трудно отличить от дневного! Гнилое болото в этих местах – твердая земля, и наоборот. Верх – это низ, сломанное – целое… ну и тому подобное. Именно поэтому в могилу эвенку кладут разбитую посуду и рваную одежду. Здесь, в Буни все станет целым. Так ведется с тех пор, как лягушка Баха подняла землю из морских глубин, а гигантский змей Дябдар изгибами своего тела проложил русла рек при сотворении мира.

– Ишь ты, – пробормотала Ольга. – Поэтичненько! Только зачем вообще душе одежда?

– Ну тебе ведь она нужна, – пожал широкими плечами Гантимур. – Думаю, нагота смущала бы тебя. Вот я о тебе и позаботился, создав этот покров.

– А тебя нагота не смущала бы, что ли? – огрызнулась Ольга, с досадой наблюдая, как легко одолевает поваленные стволы ее спутник, вернее проводник.

– Меня – нет, не смущала бы, – отозвался Гантимур, чуть покосившись через плечо. – Но без покрова мне было бы труднее скрывать свои желания.

– Какие еще желания? – удивилась было Ольга, но уже через мгновение до нее дошло, что вообще имеется в виду.

«Так вот почему у него были такие горячие руки!» – вспомнила она, и от этой мысли ей вдруг стало так же жарко, как от прикосновения рук Гантимура.

Ужаснувшись и устыдившись, Ольга закричала возмущенно:

– Да ты спятил, что ли?! У тебя дырка в голове, а ты о чем думаешь?!

– Дырка в голове не у меня, а у моей телесной оболочки, которая лежит в реанимационном зале, – напомнил Гантимур.

– Тем более! Как могут бесплотные души мечтать о каких-то там плотских желаниях?!

– Ты что, в самом деле ощущаешь свою бесплотность? – хохотнул Гантимур. – Но тебе же противно, когда гнилые ветки касаются твоих ног. Между прочим, обитатели Буни живут так же, как жители Буга.

– Сноску сделай, – угрюмо попросила Ольга. – Какая еще Буга?

– Не какая, а какой, – поправил Гантимур. – Буга – это верхний мир. Земля. Так вот, в Буни точно так же, как в Буга, строят дома, охотятся, ловят рыбу, одеваются, едят обычную пищу, ну и женятся, а значит, предаются плотской любви…