Темное время души

– Да уж… – грустно вздохнула Ольга Петровна, с жалостью взглянув на Таньку. – Вам бы замуж, Танечка, хорошая бы жена из вас вышла, рачительная и хозяйственная…

Танька глянула на нее и вдруг смутилась – так вся и залилась ярким румянцем, будто Ольга Петровна сказала сейчас невесть что. А Ольга Петровна вдруг повторила Танькин вопрос, удивленно подняв брови:

– А правда, Лесь… Чего ты не загорела-то? Так ведь и не ответила?

– Как это не ответила, мам? Я ответила… – буркнула она с досадой и посмотрела затравленно исподлобья, словно прося отвязаться от нее по-доброму, не приставать с глупыми вопросами, проявить материнскую солидарность и понимание.

– Ты сказала, погоды не было? Ну не знаю, не знаю… – не приняла ее молчаливой просьбы мама. – У меня вчера соседи из Сочи прилетели – загорелые все как черти…

– Ольга Петровна, передайте сюда, пожалуйста, салат с кальмарами! – нарочито громко и быстро проговорил Лешик. И тут же, обращаясь к Лесе, сообщил: – Представляешь, а Коленька недавно подрался! Первый раз в жизни! Расскажите ей, Ольга Петровна!

Леся глянула на него с благодарностью. Даже горло сжалось от этой неожиданной благодарности и помощи со стороны Лешика, которая будто сама собой прилетела, хотя по всем канонам и не должна была…

– Да что я, пусть он сам и расскажет! – смеясь, обратилась Ольга Петровна к смущенному общим вниманием внуку. – Я только спросила – за правое ли дело хоть дрался-то?

– Так за правое или как? – с любовью глядя на уткнувшегося носом в тарелку сына, переспросил Лешик.

– Да ну, пап… Я тебе потом одному расскажу, ладно? – поднял на него мальчишка круглые серьезные глаза.

– Ну, тогда тут наверняка шерше ля фам! – засмеялась громко Танька. – Да, Лесь? Ой, шерше-е-е-е…

Осмотрев всех горделиво, Танька быстро пояснила, будто похвасталась своим новым знанием, которое, видимо, подхватила недавно у кого-то:

– Это по-французски так говорят – шерше ля фам! Это значит, ищите женщину по-французски! То есть наверняка наш Коленька из-за девчонки подрался, ага!

Леся улыбнулась вымученно, поймала на себе тревожный взгляд Ольги Петровны, поглубже закуталась в мягкий шерстяной шарф, накинутый ей на плечи заботливой мужниной рукой.

– Тебя знобит, что ли? – тихо спросила мать, кладя ей руку на лоб. – Не заболела бы часом…

– Да, мам, нехорошо мне что-то! Я пойду прилягу, а вы тут обедайте без меня, ладно? Ты чаю мне потом принесешь?

Леся поднялась из-за стола, ушла в спальню. Плотно прикрыв за собой дверь, упала на голубое стеганое покрывало большой супружеской кровати. «Все же хорошо в моей жизни, боже мой! – снова начала она уговаривать себя, будто спасительную молитву читала. – Все же замечательно! Муж, семья, дети, вот эта в бело-голубых тонах спальня… Почему же мне так плохо-то? Почему хочется бросить все и мчаться сломя голову к этому жестокому сочинскому черноглазому парню? Что ж мне теперь делать? И как дальше жить, если он в самом сердце сидит, в голове… Да живет во мне, все мое нутро собой занял? Что делать, что?»

В спальню вскоре тихо вошел Лешик, неся на подносе большую чашку зеленого чая и блюдечко с медом, сел рядом на голубое покрывало. Поставив на тумбочку поднос, запустил руку в ее волосы, ласково развернул лицом к себе.

– Лесь, ну что с тобой происходит, а? Ты ж такой убитой никогда не была! Случилось что? Ты расскажи, легче будет… Я все пойму, Лесь. По крайней мере, постараюсь понять. Вместе что-нибудь придумаем, найдем выход…

– Какой такой выход, Леш? В психушку меня с потрохами сдать?

– Господи, да о чем ты… Скажи, что случилось… Не бойся, скажи!

– Да ничего не случилось, Леш! Я правда устала. Вот высплюсь, встану утром – и все пройдет!

– Но я же вижу – что-то не так! Может, все-таки расскажешь, Лесь?

– Нет… Нет…

– Тебе правда легче станет, поверь!

– Леш, не приставай, а? Пожалуйста… И вообще… Не лезь ко мне пока вообще… Не могу я сейчас ничего, понятно? И объяснить ничего не могу, прости…

Она снова повернулась лицом вниз, зарылась носом в подушку, тяжело сглотнув комок подступивших к горлу слез. Так и хотелось выкрикнуть ему сквозь эти слезы – ты что, мол, не понимаешь, как своим благородством окончательно добиваешь меня? Может, мне лучше бы было, если бы ты меня гневом праведным встретил и был бы прав, тысячу раз прав…

Лешик поморгал растерянно, поднялся с кровати, постоял молча, глядя в ее напряженно подрагивающую спину.

– Ну ладно, Лесь, как хочешь… – грустно произнес он и на цыпочках вышел из спальни, тихо прикрыв за собой дверь.

Войдя в гостиную, он сразу наткнулся на Танькин взгляд, понимающий и жалостливый. И еще что-то было в ее взгляде… Требовательное что-то, возмущенное даже. Мол, доколе? Доколе ты это все терпеть будешь и не замечать ничего якобы, насколько тебя на все это безобразие хватит? Доколе?!

* * *