Темногорье

— Это сотворил старый бог, — добавила Мёнгере. — Когда пытался уничтожить своих детей.

Приш и Глеб обменялись непонимающими взглядами. Эту легенду они не слышали.

Мёнгере никак не решалась:

— Наверное, в другой раз.

— Нет, расскажи сейчас, — попросил Приш.

Ему хотелось отсрочить поход в серое нечто, пусть даже на несколько минут. Да и "потом" может не наступить. И девушка начала повествование:

Время долго правило вселенной. Наконец ему стало скучно. И сотворило оно небо и светила на нем. Когда воцарились на небосводе Луна и Солнце, на земле появился свет. Стали расти цветы и деревья, плодиться рыбы и звери, ведь свет — это жизнь. А еще зародились люди. Начали строить жилища, возводить храмы и дворцы. И не понравилось это Времени. Ведь каждый человек проживал одну жизнь, а творенья его рук — многие. Веками служили они людям, а потом долго существовала память о чудесах света. Люди словно бросили вызов самому времени.

Сначала бог пытался стереть их с лица земли. Обрушивал с небес огненные камни, тряс землю, насылал мор. Но вновь и вновь жалкие смертные возрождались и отстраивали дома и священные здания, создавали скульптуры, писали картины. И тогда разозлилось Время и надумало уничтожить весь мир, стереть, точно неудавшийся набросок.

И породило Время огромную змею, Уроборос. Раз — и проглотила змея Солнце, два — проглотила Луну. Наступили на земле ночь и холод, стало гибнуть всё живое. А змея не успокаивалась, пожрала небо и звезды, к людям подбиралась. Только Солнцу и Луне гибнуть совсем не хотелось. Стали они разгораться в животе змеи, да так сильно, что кожа чудовища не выдержала и лопнула. Снова засияли на небе звезды, а Луна и Солнце заняли свои места.

А на том месте, где полз Уроборос, возникла пустота, и не было в ней никого живого и мертвого. А что Время? Да ничего, успокоилось. Знает, что и у долговечных пирамид есть отпущенный век. И когда-нибудь Время поглотит и их.

— Мда… — протянул Глеб, — обнадеживающая история. Интересно, мы-то сами не исчезнем, если войдем внутрь?

Приш не знал, Мёнгере тоже. И похоже, других вариантов нет.

— Хухэ, не ходи с нами, — обратилась к фенеку Мёнгере. — Это не твой поход. Тебе вообще надо было остаться в пустыне.

Лисичка возмущенно тявкнула.

— А может, — протянул Приш и устыдился: голос сорвался на писк: — Может, и мы не пойдем? Мы же не обязаны.

Наступило молчание, все обдумывали его слова.

— Хрень какая! — Поэт бросил рюкзак и сел на траву. — Ведь на самом деле можно.

Он разлегся и уставился в небо. Приш опустился рядом.

Только Мёнгере осталась стоять.

— Я пойду, — вдруг сказала она. — Не сдамся. Я сама выбрала этот путь.

Мёнгере застыла, словно статуя, лишь сжатые кулаки и яростно блестящие глаза выдавали эмоции.

— Оно того стоит? — спросил Глеб. — Мы можем погибнуть. Тогда ты и так ничего не получишь.

— Зато я попытаюсь! — впервые Мёнгере позволила чувствам взять над собой верх.

— Без нас не выйдет, — ответил Глеб. — Ты же слышала Хранителя: лишь втроем мы доберемся до радуги. Одному нельзя.

Приш поднялся: придется идти. Глеб тоже нехотя встал. Закинул мешок на плечо и первым шагнул в серое облако.

Хухэ смотрел, как троица скрывается за серой завесой. Сначала поэт, затем пришелец, последней — красавица. Он не собирался следовать за ними — для маленькой лисички слишком много происшествий. Но что-то не отпускало. Хухэ заскулил и поспешил за остальными.

* * *