Темногорье

На ней были бусы из боярышника. Они удивительно шли ей, как он и думал. Приш сжал руку Хармы, и через миг она умерла.

Глава двадцать шестая. Дети Луны

Мёнгере чувствовала себя так, словно на нее свалилась колонна, украшавшая покои дворца. И теперь Мёнгере лежит под обломками, и дышать невозможно, и что-то ноет в груди. Иногда лучше самому умереть, чем видеть, как это делают за тебя другие. Нет, она присутствовала на казнях преступников, привыкла, что ее охраняют преданные воины, готовые в любой момент пожертвовать собой. Но так положено — они сами выбрали свою судьбу. А эта девочка… Зачем? Кто для нее Мёнгере и Глеб с Пришем? Случайные странники.

Но Харма предпочла их. Решила остаться человеком до конца. Даже в образе чудовища. Сохранить себя. И, наверное, для Хармы другого выбора не существовало. Но всё равно тошно — бедная девочка. И на Приша смотреть невозможно — бледнее смерти. Переживает. И у Глеба лицо заострилось. Им нелегко далась эта ночь. И ведь они готовы были погибнуть, но… Боги всё переиграли.

…Когда люди очнулись, к Харме бросилось сразу несколько. Какая-то женщина закричала так, что сердце болезненно сжалось:

— Доченька! Ласточка моя!

Она билась возле Хармы, как раненая птица. Гладила по волосам, целовала руки. Огромный мужчина, видимо, отец, зарыдал. Он поднял Харму на руки, его губы беззвучно шевелились. Мёнгере разобрала: "Ее-то за что? Лучше бы меня". За его спиной переминались двое молодых парней, они с ужасом и неверием смотрели на Харму.

"Братья", — поняла Мёнгере.

У младшего задрожала нижняя губа, он закрыл глаза рукой, чтобы никто не увидел слёз. Старший держался изо всех сил.

Родных обступили в полном молчании. Мёнгере показалось что-то нездоровое в том, как деревенские смотрели на убитую девушку. Кто-то произнес: "Проклятье снято". И над толпой пронесся вздох облегчения. Конечно, им легко — ведь не их ребенок погиб. Не они заплатили страшную цену. Только не придется ли расплачиваться за это обитателям деревни? Ведь тот, кто убил Харму один из них. Теперь не вспомнить и не узнать. Убийцей мог быть любой. И жить им всем с осознанием этого.

На путников внимания почти не обратили. Словно не на них и охотились. Глеб подошел к Пришу и тряхнул за плечо. Приш посмотрел так, точно не понимал, что от него хотят. Глеб указал на деревья:

— Я туда не заберусь, слишком высоко. Надо спустить вещи и Хухэ.

Приш угукнул и полез за вещами и фенеком. Даже не возразил, что Глеб и без него может справиться. Мёнгере проследила за ним: казалось, от парня осталась одна оболочка, а сам он далеко-далеко. Нелегко пережить смерть человека. Особенно того, кто понравился. Мёнгере взглянула на Глеба: надо увести друга. Тот понимающе кивнул.

Приша пришлось тащить за руку, потому что он постоянно оборачивался, будто не веря в произошедшее. Хорошо, что хотя бы снял окровавленную рубашку. Сложил и убрал в мешок.

Мёнгере подошла к парню.

— Я не знаю, что надо говорить в подобных случаях. Точнее, знаю, но раньше это были лишь слова. А что стоит за ними — непонятно. А сейчас хочу сказать тебе, что у меня болит душа. Мне жаль, что так вышло.

Приш кивнул, но ничего не ответил.

Мёнгере вздохнула: здесь доля и ее вины. Если бы не летучая мышь, которую она испугалась… Девушка никогда не видела таких зверей с крыльями, как у птицы. Если бы можно было исправить то, что произошло… Ну почему так случилось? Теперь и Мёнгере надо научиться с этим жить.

…Вечером развесили над костром грибы, чтобы засушить — сделать запас. Мёнгере в первый раз собирала их, до этого только наблюдала. Хорошо, что Хухэ помогал, иначе бы она ни одного не нашла. Как Глеб с Пришем умудряются мимо не пройти? Наверное, уметь надо. Приш потом выбрасывал поганки — плохие грибы, как он сказал. Мёнгере набрала их целую кучу, больше, чем хороших.

Замечательно сидеть у костра. Смотреть, как искры тянутся к темнеющему небу. И солнце красит горизонт в оранжево-красные цвета. Стволы деревьев кажутся мрачными тенями. Красиво и загадочно. Хочется сидеть так всю ночь и не бояться. Мёнгере сроду не испытывала столько страха, как за последние дни. И больше не может, надоело.

Она помешала воду в котелке — пора засыпать макароны. Надо же, научилась готовить эти смешные палочки. Макароны сегодня будут с грибами, так как тушенка кончилась. Еды вообще мало осталось. На ночь Глеб хочет поставить удочки, чтобы утром запечь рыбу. Если повезет, то и на завтрашний день хватит. Мёнгере вызвалась помочь, но выяснилось, что у нее ловят рыбу иначе. Поэтому Глеб отказался. После ужина улеглись на лапник. Угли медленно тлели в костре, и казалось, что по ним бегают огненные змейки. Над макушками деревьев взошла луна, но звезды еще не появились. И в такой вечер хотелось слушать сказки, но у Мёнгере не было настроения рассказывать. Вот если бы… И тут заговорил Глеб:

— Мама в детстве одну историю рассказала. О детях Луны. Точнее, она книжку читала, а я кое-что запомнил. Там вот что было.