Темнота в солнечный день

Классная согласилась, не подозревая ничего плохого и будучи плохо осведомлена о внутриклассных тайнах. Кто-то припер магнитофон, тяжеленную бандуру, еще катушечный, и сначала все шло как нельзя более чинно: попивали газировочку под пирожные, танцевали шейк и казачок. Через час классной надоело там торчать, и она, убедившись, что всё благопристойно, отправилась домой, наказав дольше десяти вечера не засиживаться и отдать ключ от класса дежурной техничке.

После ее ухода настоящее веселье и началось. Двое выглядевших самыми старшими, прихватив заранее спрятанные в шкафу с наглядными пособиями сумки, помчались в ближний магазин. Трое навестили не запиравшуюся на ночь школьную столовую и позаимствовали десятка два стаканов. Тогда вместо устаревших парт у них уже появились столы с вместительными ящиками под крышкой. Стаканы с красненьким вином (не болгарским, а отечественным) там прекрасно помещались, как будто этот стол под них был и спроектирован.

Приняв по первой, свет погасили и стали танцевать уже медляки – половина парочек к тому времени были сложившимися или на полпути к тому.

В девять пришла техничка, заступившая на ночное дежурство, – глянуть по просьбе ушедшей классной, соблюдается ли порядок.

Проблем с ней не было и малейших: дежурила не очередная вредная бабища (их в школе было три, все добровольно и с превеликой охотой исполняли обязанности строгих воспитательниц), а человек свой, Клавочка Корнеева. Клавочка свидетельство получила год назад, приличной работы отчего-то не нашла и вернулась в родную школу техничкой, а заодно и наглядным пособием: частенько учителя приводили ее в качестве печального примера: «Будете плохо учиться, также станете полы мыть!» Клавочке налили полстакана, она быстренько скинула черный халат, под которым обнаружилось вполне моднячее платьице, и тут же стала объектом самого пристального внимания со стороны Генки-третьегодника, личности в школе заметной, прямо-таки достопримечательности «семерки». На второй год он оставался два раза, в третьем и шестом, наверняка после восьмого его с превеликим удовольствием педсовет выпихнул бы на волю, не будь его отец знавшим все ходы и выходы главным инженером мебельной фабрики (по миусским меркам очень даже крупным предприятием, единственным на левом берегу) и какой-то внештатной шишкой в горкоме партии.

На каждого и на каждую тогда пришлось по неполному стакану, но им для веселья хватило. Где-то в половине десятого большинство парочек (в том числе и Митя с Наденькой Филатовой) с вечеринки испарились, рассредоточившись по трем школьным этажам – по вечернему времени горел лишь один светильник из пяти, и темных уголков в коридорах и на лестницах хватало и еще осталось. Расходились ближе к одиннадцати, когда появилась реальная угроза получить дома втык, – можно было сослаться на школьный праздник под присмотром классной, но иные провожанья обязательно должны были затянуться, так что следовало иметь время в запасе. Генка-третьегодник остался в школе и назавтра, мечтательно ухмыляясь в потолок, не особенно и тонкими намеками сообщил, что ночью он Клавочку оттянул в ее комнатушке со швабрами и раскладушкой. Одни верили, другие в глубине души сомневались, но свои мнения держали при себе – у Генки, самого здорового в классе лба, и кулаки были соответствующие. Впоследствии, уже войдя, как он считал, в зрелые года, Митя думал, что старый кореш (на пару с которым его не допустили в ряды молодых строителей коммунизма, то бишь в ВЛКСМ), очень возможно, и не сочинял. Теперь, с высоты прожитых лет, если вспомнить кое-какие наблюдения, становится ясно, что Генка с Клавочкой явно после занятий встречались, когда выпадала подходящая минутка. Да, ностальгия…

– Дайте на минуточку, не поломаю… – сказал Митя.

Забрал у молодого гитару, прошелся по струнам, недовольно поморщился: точно, толком не настроена. Подкрутил три колка, два не особенно, а третий основательно, взял несколько резких аккордов:

Брожу хмельной, с утра хмельной.
Но не вино тому виной.
Твердят друзья, что сошел с колеи.
А я все время пьян, да, я пьян от любви…
От слов ее и взора
я пьян без вина,
От улиц, по которым
прошла она.
Я пьян от шторы
в квадрате окна – окна, в котором
мне улыбнулась она…

За реакцией молодежи он не наблюдал – не для того изображал мультяшного Трубадура, все внимание было обращено на Юльку. Юлька сидела чинно, как в классе, но ее мини-юбочка все равно являла крайне эстетическое зрелище.