И снова Сигрид начала двигать камешки, при этом говоря своим светлым девичьим голосом:
– Зато солнечные затмения точно предсказать невозможно, но всё же можно предполагать, что оно состоится примерно после определённого времени. Этого я долго прождала.
Когда она добралась до этого места в своих речах, я стал уже меньше слушать слова, ниспадавшие с её уст, и больше смотреть на сами уста, их постоянное движение. Я придвинулся поближе, чтоб лучше разглядеть их. Сигрид умолкла, вынула из кармана передника осколок синего стекла, поднесла к глазу и посмотрела на солнце. Щебет птах затих, собачий лай смолк, люди на крыше перестали раскачивать покойника, над всей местностью пала тишина, и мне вдруг стало холодно. Высоко над хутором тень земли образовала завершённый круг на солнечном диске, – и в тот же миг во мне что-то завершилось. Никто из нас обоих не взглянул, когда кровля подалась под тяжестью носильщиков тела и рухнула с громким треском. Наши с Сигрид свидания были бесконечными разговорами о происхождении звёзд, свойствах суши и моря, поведении малых зверьков и больших китов, и хотя беседы проходили не на древнееврейском или языке ангелов, как у Адама с Евой, они были нашим гимном творению. Мы засиживались вместе до солнца и проникали в чудесные тайны света и тени. Что станет с тенью твоей руки, если моя тень затенит её? Они тогда станут одной тенью? Или её тень тотчас исчезнет? А куда она денется? Так мы могли разговаривать дни напролёт, но такого больше нет. Она замолчала, когда моим врагам показалось недостаточно издеваться лишь надо мною одним, и они принялись за нападки на нашего сына, преподобного Паульми Гвюдмюнда. Мальчика лишили должности и прихода. Он скитался по хуторам, пробавляясь милостыней, с женой, что была вечно на сносях, похожий на своего отца – к сожалению. Мне, как и ей, тяжко, как слабо и бессильно оказалось моё сопротивление.
Ах, как Сигга умоляла меня не ездить на запад к Тоуроульву, о, как она была права, когда говорила, что меня зовёт на эту работу бес суетности. Я хочу увеличить свою славу, говорил я, тогда найдётся больше желающих платить за мои услуги. Я не учился в школе, и мне надо было деяниями доказать, на что я способен. А тот, кому удастся заклясть призрака столь лютого, что он отхлещет любого пастора, который рискнёт приблизиться к нему, – тот станет незаменим, когда темнотвари совсем отобьются от рук и Господь призовёт свой гнев на вседозвольщиков. Мне помнится, я сказал, а она ответила:
– Но разве ты едешь одолевать не тех баранов, которых и так зарежет Господь?