Читаем Темные аллеи. Окаянные дни полностью

На плоском взморье – мертвый зной и штиль.Слепит горячий свет, струится воздух чистый,Расплавленной смолой сверкает черный кильРыбацкого челна на мели золотистой.С нестройным криком голых татарчатСливается порой пронзительный и жалкий,Зловещий визг серебряной рыбалки.Но небо ясно, отмели молчат.Разлит залив зеркальностью безбрежной,И глубоко на золоте песка,Под хрусталем воды, сияет белоснежныйНедвижный отблеск маяка.1903–1904

Склон гор

Склон гор, сады и минарет.К звездам стремятся кипарисы,Спит море. Теплый лунный светПозолотил холмы и мысы.И кроток этот свет: насталЧас мертвой тишины – уж клонитЛуна свой лик, уж между скалПротяжно полуночник стонет.И замер аромат садов.Узорный блеск под их ветвямиСтал угасать среди цветов,Сплетаясь с длинными тенями.И неподвижно Ночь сидитНад тихим морем: на коленоОблокотилася, – глядитНа валуны, где тает пена.Передрассветный лунный светЧуть золотит холмы и мысы.Свечой желтеет минарет,Чернеют маги-кипарисы,Блестя, ушел в морской просторЗалив зеркальными луками,Таинственно вершины горМерцают вечными снегами.1903–1904

Русская весна

Скучно в лощинах березам,Туманная муть на полях,Конским размокшим навозомВ тумане чернеется шлях.В сонной степной деревушкеПахучие хлебы пекут.Медленно две побирушкиПо деревушке бредут.Там, среди улицы, лужи,Зола и весенняя грязь,В избах угар, а снаружиЗавалинки тлеют, дымясь.Жмурясь, сидит у амбараОвчарка на ржавой цепи.В избах – темно от угара,Туманно и тихо – в степи.Только петух беззаботноВесну воспевает весь день.В поле тепло и дремотно,А в сердце счастливая лень.10. I.05

«Старик сидел, покорно и уныло…»

Старик сидел, покорно и унылоПоднявши брови, в кресле у окна.На столике, где чашка чаю стыла,Сигара нагоревшая струилаПолоски голубого волокна.Был зимний день, и на лицо худое,Сквозь этот легкий и душистый дым,Смотрело солнце вечно молодое,Но уж его сиянье золотоеНа запад шло по комнатам пустым.Часы в углу своею четкой меройОтмеривали время… На закатСмотрел старик с беспомощною верой…Рос на сигаре пепел серый,Струился сладкий аромат.23. VII.05

«Мы встретились случайно, на углу…»

Мы встретились случайно, на углу.Я быстро шел – и вдруг как свет зарницыВечернюю прорезал полумглуСквозь черные лучистые ресницы.На ней был креп, – прозрачный легкий газВесенний ветер взвеял на мгновенье,Но на лице и в ярком блеске глазЯ уловил былое оживленье.И ласково кивнула мне она,Слегка лицо от ветра наклонилаИ скрылась за углом… Была весна…Она меня простила – и забыла.1905

Огонь на мачте

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное