Читаем Темные аллеи. Окаянные дни полностью

Стали дымом, стали вышеОблака, – лазурь сквозитИ на шиферные крышиГолубой водой скользит.Что с того, что крыши старыИ весенний воздух сыр!Даже запахом сигарыСнова сладок божий мир.27. IX.17

«Ранний, чуть видный рассвет…»

Ранний, чуть видный рассвет,Сердце шестнадцати лет.Сада дремотная мглаЛиповым цветом тепла.Тих и таинственен домС крайним заветным окном.Штора в окне, а за нейСолнце вселенной моей.27. IX.17

«Смятенье, крик и визг рыбалок…»

Смятенье, крик и визг рыбалокНа сальной, радужной волне…Да, мир живых и зол и жалок,И в нем порою тяжко мне.Вот – сколько ярости бессильной,Чтоб растащить тугой мотокКишки зеленовато-мыльной,Что пароходный бросил кок!28. IX.17

«Мы рядом шли, но на меня…»

Мы рядом шли, но на меняУже взглянуть ты не решалась,И в ветре мартовского дняПустая наша речь терялась.Белели стужей облакаСквозь сад, где падали капели,Бледна была твоя щека,И, как цветы, глаза синели.Уже полураскрытых устЯ избегал касаться взглядом,Но был еще блаженно пустТот дивный мир, где шли мы рядом.28. IX.17

«Белые круглятся облака…»

Белые круглятся облака,Небо в них сгущается, чернея…Как весной стройна и высокаВ этом небе мраморном аллея!Серый ствол на солнце позлащен,А вершины встали сизым дымом…Помню, помню: жаркий день под Римом,Мраморный апрельский небосклон…29. IX.17

«Мы сели у печки в прихожей…»

Мы сели у печки в прихожей,Одни, при угасшем огне,В старинном заброшенном доме,В степной и глухой стороне.Жар в печке угрюмо краснеет,В холодной прихожей темно,И сумерки, с ночью мешаясь,Могильно синеют в окно.Ночь – долгая, хмурая, волчья,Кругом всё снега и снега,А в доме лишь мы да иконыДа жуткая близость врага.Презренного, дикого векаСвидетелем быть мне дано,И в сердце моем так могильно,Как мерзлое это окно.30. IX.17

«Сорвался вихрь, промчал из края в край…»

Сорвался вихрь, промчал из края в крайПо рощам пальм кипящий ливень дымом —И снова солнце в блеске нестерпимомУдарило на зелень мокрых вай.И туча, против солнца смоляная,Над рощами вздвигалась как стена,И радуга горит на ней цветная,Как вход в Эдем роскошна и страшна.1. Х.17

«Осенний день. Степь, балка и корыто…»

Осенний день. Степь, балка и корыто.Рогатый вол, большой соловый бык,Скользнув в грязи и раздвоив копыто,К воде ноздрями влажными приник:Сосет и смотрит светлыми глазами,Закинув хвост на свой костлявый зад,Как вдоль бугра, в пустой небесный скат,Бредут хохлы за тяжкими возами.1. Х.17

«Щеглы, их звон, стеклянный, неживой…»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное