Темные дни, черные ночи (СИ)

- Зачем тебе менять мое прошлое, Голд? Мне это не нравится.

- Да так, ничего особенного, - он замялся, - ничего существенного.

- Нет уж, - Круэлла упрямо качает головой, - это мое прошлое, моя жизнь. И я хочу знать, что именно ты задумал в ней изменить. Говори, дорогой.

Он осторожно кладет ладонь на ее руку, поглаживая длинными тонкими пальцами, как делал всегда, зная, что она может разозлиться. Недоброе дело. Значит, грядет буря. Круэлла бросает на него тяжелый взгляд, приготовившись к грандиозному скандалу. Голос Румпеля мягок и вкрадчив, когда он предупреждает:

- Ответ тебе может не понравится.

- Это я уже поняла, говори.

Еще немного потянув время, Голд, наконец, выдает свой план:

- Я хочу вызвать сюда твою мать, чтобы вы поговорили. Чтобы, возможно, если она примет тебя с твоей Тьмой, а ты попробуешь понять, что она не видела другого способа с ней бороться, вы смогли простить друг друга. Тебе нужно жить без этого, Круэлла. Без этой боли, которая тебя изматывает. Тебе нужно двигаться дальше.

Офигеть! Круэлла одним махом отпивает добрый глоток джина прямо из бутылки, не заботясь о правилах, и ошарашенно смотрит на него.

День плохих новостей начался.

С добрым утром!

========== Глава 46. Противостояние ==========

Допив содержимое бутылки до дна (на одной рюмке Де Виль не успокоилась) и почувствовав, как алкоголь разливается по телу, она злобно смотрит на сидящего перед нею с прежней невозмутимостью Голда и медленно качает головой:

- Нет, дорогой, даже не думай. Я никогда ни за что не осуждала тебя. Терпела это унижение, когда ты был героем. Ни разу не потребовала от тебя уйти от благоверной, хотя мы столько времени любовники. Промолчала, когда увидела рядом с тобой Кору в этой чертовой альтернативной реальности. Я никогда ничего не говорила тебе, потому что знала – так тебе удобнее и понимала, что ты точно знаешь, что делаешь, ведь ничего не делается просто так, если это творит Темный. Но я ни за что не позволю тебе распоряжаться моей жизнью – ни моим прошлым, ни, если уж на то пошло, моим будущим.

Ты понятия не имеешь, через что я прошла. Ты никогда этого не почувствуешь и не узнаешь, да и не надо. Но мы с матерью – это как две стихии, которые всегда будут бороться друг с другом. Я была огнем, и сожгла ее дотла. И разговаривать нам не о чем. Мы давно уже все сказали друг другу, черт возьми. Все сказали, понимаешь?

Я ее ненавижу, и ненависти в моем сердце хватит на то, чтобы испепелить весь город. И если понадобится, Румпель, клянусь, я убью ее снова. Найду способ, я изворотлива, ты меня знаешь. Во всех мирах, во всех Вселенных, буду убивать эту чертову бабу, потому что я была рождена для того, чтобы уничтожить ее.

Поискав глазами, что бы выпить, Круэлла наливает себе вина, стоящего рядом с уже пустой бутылкой джина и быстро осушает стакан (на бокалы она не разменивалась). Руки дрожат, как в лихорадке, приходится положить их на колени, вытирая пот о халат. Ее бросает то в жар, то в холод и приходится свершить грандиозные усилия над собой, чтобы сдержать очередной припадок, барабанами бьющий по мозгам.

Как она зла на любовника сейчас не передать словами. Нет ни в одном языке мира таких слов. Она просто метает огромные огненные шары в него, плевать, что лишь мысленно. Если бы она все же научилась делать это, в Румпеля бы полетел настоящий шар. Да что там – его накрыла бы лавина. Круэлле стоит дьявольских усилий сдерживаться, чтобы не дрожать – не то от ярости, не то от страха, потому что напоминание о матери вызвало у нее дичайшую боязнь, что она вновь вернется. Ведь это задумал Румпель, а он всегда доводит задуманное до конца.

Он первый заканчивает это противостояние глазами. Комкает в руках уже и без того мятую салфетку, крутит печатку на пальце, будто играясь. Не поднимая на нее взгляда, начинает свою речь, которая, видимо, будет долгой.