Темные игры

Она уронила серьги в шкатулку и бездумно взяла другие, из темного янтаря в золоте. Камень был холодным, и Наргис сжала его в ладони, словно капелька прохлады могла остудить пожар в ее душе. Джареддин нарочно выжидает! Пройдет три дня, и даже если она сбежит, то будет опозорена.

«И что тогда? – спросила она себя с неожиданной рассудительностью. – Предположим, обо мне пойдет дурная слава… Но я ведь и не собираюсь выходить замуж! Разве Надир откажет мне в крыше над головой и том, что раньше составляло мою жизнь? Разве он запретит мне читать книги и гулять по саду? Так что изменится в этой самой жизни, если я останусь одинокой? Главное – сбежать, а когда Джареддин уверится в моей покорности, это будет гораздо легче сделать. Впрочем, нет, в покорность он не поверит. Дочь моего отца не позволит накинуть на себя узду за какие-то подарки, пусть и драгоценные. Нужно действовать тоньше, женщина я или нет?»

– Может, вот эти? – Она приложила серьги к ушам и вздохнула: – Ах, не то! Я хочу свои рубины, которые остались дома. Только они пойдут к свадебному красному платью!

– Госпожа, но украшения невесте дарит жених, – жалобно напомнила Дари. – Если вам угодно рубиновые серьги, мы снова позовем ювелира и закажем их!

– И сколько придется ждать? – Наргис надменно сдвинула брови, разыгрывая гнев. – У него все равно не найдется таких рубинов, как в доме моего отца. Те рубины подарил ему сам пресветлый государь, когда матушка родила нас с братом. В ожерелье камень с голубиное яйцо и еще дюжина помельче, но таких чистых, что через них видно солнце! Хочу их! В память о матушке…

Ее голос дрогнул, и в этот момент от двери послышался знакомый голос:

– Если тебе угодно надеть именно те украшения, будет по-твоему, мой изумруд. Позволь, я немедленно пошлю за ними. Женщины, оставьте нас.

Поклонившись, служанки выскользнули из комнаты, а Наргис обернулась от зеркала, в котором отразилась фигура чародея за ее спиной. Джареддин снова был в черной придворной одежде, долгополой, богато расшитой золотыми галунами и янтарными бусинами. Но вместо мягких туфель, которые Наргис привыкла видеть на мудрецах и магах, на нем были сапоги для верховой езды. Значит, приехал из дворца и даже не переоделся, сразу заглянув к ней… Гордо вскинув голову, Наргис холодно уронила:

– Я пока еще не твоя жена, с какой стати слугам ир-Даудов отдавать тебе мое наследство? У меня есть верный человек, который может их привезти. Ты обещал, что он снова будет при мне.

Синие глаза Джареддина насмешливо глянули на ее брачный браслет, но чародей, похоже, не хотел ссоры и не стал напоминать о фальшивых клятвах у алтаря. Вместо этого он примиряюще улыбнулся и сказал:

– Прости, мой изумруд, я был занят и не успел об этом распорядиться. Ты хочешь послать именно его? Изволь, но подарок пресветлого шаха слишком большая ценность, я дам твоему джандару несколько людей в сопровождение. Ты ведь не против?

– Прекрасная мысль, – согласилась Наргис, и в глазах Джареддина мелькнуло удивление такой покладистостью. – Кстати, мне понадобятся не только рубины. Я могу взять в этот дом свою прежнюю служанку?

– Разве тебе плохо служат? – нахмурился Джареддин. – Если кто-то был непочтителен…

– Ко мне? – Наргис изогнула брови в высокомерном недоумении. – Как бы они посмели? Нет, просто моя Мирна умеет заплетать мне волосы как нужно и смешивать снадобья для лица. И я к ней привыкла! Или для светлейшего ир-Джантари еще одна служанка будет в тягость?

– Как я рад видеть тебя такой, мой изумруд, – усмехнулся Джареддин. – Если роза отрастила колючки, значит, она полна жизни. Забирай хоть всех своих служанок, любовь моя, этот дом не обеднеет. Хочешь послать за ними прямо сейчас?

Получилось! Он принял ее требование за женский каприз, попытку хоть в чем-нибудь настоять на своем. Наргис томно вздохнула, а потом задумчиво сказала:

– Нет, пожалуй… Уже вечер, не стоит им собираться второпях. Пусть приезжают завтра! Но с Маруди я хочу поговорить прямо сейчас, чтобы утром он сразу отправился, не беспокоя меня. Ты позволишь?

– С радостью, любовь моя, – склонил голову придворный чародей. – Сейчас его приведут.

Он подошел к двери и что-то приказал охраннику, почти чернокожему, свирепого вида и такому молчаливому, что Наргис подозревала его в немоте. Но господину тот ответил, что-то почтительно буркнув, и вскоре послышались тяжелые шаги по коридору. Джареддин вернулся в комнату и устало потер лицо ладонями, совсем как отец, когда возвращался из дворца…

– Как здоровье светлейшего шахзаде? – спросила Наргис. – Служанки сказали, что он болен.