Темные игры

А еще Солнечный визирь был щедр и заботлив, он покупал детям чудесные забавы, и одной из них стал сундучок, заказанный им много лет назад у одного придворного чародея, ныне уже покойного. Сундучок для игры в джиннов и пери… Несколько игрушек, напоенных магией, которая начинала работать от капельки крови. Надир, правда, уже тогда крови жутко боялся, а Наргис никто не позволил бы ранить пальчики, но Маруди легко и с гордостью расплачивался парой-тройкой уколов за своих друзей-хозяев… И прекрасно знал, как пользоваться тем, что осталось лежать в сундучке Надира.

Наргис яростно прогнала крошечную подлую мысль, что друг детства и верный джандар может предать. Нет же, зачем ему это?! Он клялся отцу и любит Наргис почти как брат… может, даже больше брата! Еще неизвестно, как поведет себя Надир, узнав, что она опозорила теперь уже его как главу рода. А Маруди обязательно сделает все как надо. Вот только возьмет из их детского сундучка игрушки.

Как известно, джинны и пери умеют становиться невидимыми. Чародей сделал три амулета, отводящих взгляды. Ненадолго, всего на несколько минут, но для игры и этого хватало. Отец тогда взял с них обещание, что дети не станут шутить над слугами, подслушивать чужие разговоры и доставлять хлопоты… Они ни разу не нарушили этого обещания! Вторым свойством амулетов было то, что их тянуло друг к другу – очень удобно, когда нужно найти похищенную и спрятанную в садовых зарослях пери или шахскую дочь!

– Отец, прошу, благослови меня, где бы ты ни был, – прошептала Наргис. – Пусть твоя любовь и забота спасет меня… Ты же знаешь, почему я не могу поступить иначе! Лучше быть опозоренной, но свободной! И я… я должна предупредить Надира и дядю! О, даже если бы я поверила в его слова… Если бы отказалась от любви к Аледдину… Даже тогда не согласилась бы выйти за Джареддина! Что бы он теперь ни обещал, прежних угроз я ему не прощу! С тем, кто просит любви, занеся меч над моими родными, договариваться не стану. Помоги мне, отец…

Она улыбнулась вошедшим служанкам и велела подать кофе с рахат-лукумом. Только не ореховым, как утром, а из розовых лепестков. Что, у них такого нет?! Вот приедет на ее свадьбу тетушка Навадари, и пусть Садика возьмет у нее рецепт. Госпожа Навадари варит лучший лукум на свете!

Служанки кивали, рассыпались в извинениях и обещаниях и, кажется, были счастливы, что хозяйка пожелала всего лишь лукума, особенно когда она милостиво согласилась на ореховый. А Наргис думала, что еще два дня она потерпит, зато Джареддин окончательно убедится, что она занята только подготовкой к свадьбе и капризами.

…Весь следующий день до обеда она просидела, как на иголках. Продолжала перебирать платья и капризничать, пока не остановилась на наряде алого чинского шелка, похожем на тот, что подарила Иргане, только многослойном, с узким нижним платьем золотой парчи, которая проглядывала в разрезы верхнего. Служанки восхищались, а Наргис разглядывала себя в драгоценное вендийское зеркало, огромное – в полный рост, и бесстрастно думала, что с первым красным платьем она рассталась с легкой горечью, а второе возненавидела бы, если б душа не застыла, словно онемевшее от холода тело.

А в обед вернулся Маруди, щеголеватый, во всем новом, словно тоже готовился к ее свадьбе. Низко поклонился, поставил на стол глиняную бутыль и тяжелую шкатулку черного дерева с перламутром. Наргис откинула крышку, и служанки, заглянувшие туда, застонали от восторга. Кроваво-алая россыпь огоньков, окаймленных ажурной золотой оправой, просияла с черной подушечки, как тлеющие угли, раздутые порывом ветра.

– Госпожа будет самой нарядной невестой Харузы, – благоговейно прошептала Садика. – И самой прекрасной…

– В этом никто не сомневался и без рубинов, – снова раздался голос Джареддина от двери, и Наргис про себя поморщилась.

Как ему удается ходить бесшумно, словно огромному коту? Нет, леопарду или даже тигру! И двери его слушаются, хоть бы разок скрипнули, предупреждая. А Джареддин на пару мгновений прикрыл рукой глаза, показывая, что ослеплен, и тут же улыбнулся, любуясь Наргис. Дождался, пока она отведет взгляд в притворном смущении, и лишь тогда глянул в открытую шкатулку.

– И вправду пресветлый государь высоко ценил своего Солнечного визиря, – уронил он, рассматривая ожерелье и пару массивных серег. – Позволишь увидеть тебя в них, любовь моя?

– Конечно, господин мой, – пропела Наргис. – Вот в день свадьбы и увидите! А вам разве не говорили, что нехорошо являться к девице без предупреждения? Может, я не хотела показываться вам в этом платье заранее!

– Прости, мой изумруд, – покаялся Джареддин. – Но клянусь, как бы оно ни было красиво, в день свадьбы ты будешь прекраснее во сто крат. А это что такое?

Он подцепил из шкатулки небольшой серебряный амулет в виде птички с распростертыми крыльями, и сердце Наргис екнуло. Если она ошиблась, и Джареддин поймет, что это…

– От кого ты собралась прятаться в нашем доме, любовь моя? – удивленно приподнял брови чародей, разглядывая амулет, а потом остро и холодно взглянул на Наргис.