Они медленно прогуливались по скверу. В этот теплый сентябрьский день на набережной было много народу. Родители с детьми, подростки, влюблённые парочки. Трезор, уже в который раз, рассказывал о своих злоключениях в СИЗО. Допросы, очные ставки, долгие ночи в камере. Андрей рассеянно слушал его, думая о том, что, скорее всего завтра, уедет в Петербург. Катя живет в гостинице. К ней приехала её мама, чтобы помочь обосноваться в чужом городе, вместе они подыскивают съемную квартиру. С работой, которая была обещана, ничего не получилось, но вроде что-то намечается еще.
– Спасибо за помощь, друг! – весомо сказал Трезор, и похлопал Андрея по плечу.
– Я-то что? Это всё Еремеев.
– Свидетели – это да, здорово! Но если б не Казюля, не знаю, как бы всё сложилось. Конкретный чел, машина, взял всё на себя, впрягся в телегу, и попёр её в тайгу, на лесоповал. Его опознали урюпинцы, главные свидетели, Андрей. Ты хорошо выполнил свою работу.
Трезор что-то недоговаривал, он ни словом не обмолвился по поводу причастности к делу Кондаурова, – о чем говорил Второв, и о чем его в этой связи допрашивали следователи. Неужели раскошелились? По-другому бы никак не выпустили.
– Сколько тут шныряет баб. Давай снимем кого-нибудь! А? Чего молчишь?
Андрей в ответ пожал плечами. Не дождавшись ответа, Трезор сказал:
– Ты всё по невесте усыхаешь. Ну, уехала. Забудь, расслабься.
– Неохота. Состояние нестояния.
– Э-э, Разгон, почему такой скучный? Подумай, друг! Тебе сегодня в самый раз уехать со мной на турбазу. Фильдеперсовая турбаза и куча мартышек, будем зажигать, пока от трения фитиль не задымится.
– Не понимаю, почему сегодня?
– Еремеев тебя предупредил, ты дожидаешься, пока позвонит президент? Я на твоём месте уже давно бы скрылся в пампасах.
Андрей почувствовал холодок отчуждения. Трезор стал другим. Он что-то тщательно скрывал, Андрей уже ему нужен не как друг, а как компания, как собутыльник.
– Нет, сегодня я никуда не поеду.
Они дошли до фонтана «Дружба», и повернули в сторону Аллеи Героев. Дойдя до проезжей части, сели в машину.
– Ладно, сейчас поможешь мне приболать каких-нибудь подруг, потом я отвезу тебя домой, а сам поеду жениться.
Машина тронулась с места. Управляя, Трезор высматривал девушек. Выехав на пустынную улицу, где никого не встретить, он сказал:
– Завтра… Нет, завтра я буду откисать. Послезавтра поедем на одну фирму. Хорошенькое дельце.
– Что за фирма?
– По твоему профилю – фармацевтия. Прижмём её, войдем в состав учредителей, ты будешь всем рулить.
– Трезор! Может, хватит? Ты еле выпутался.
– Тут всё нормально будет. Каданников в курсе, прикроет.
– Может, ты сам как-нибудь?
– Сам не смогу. Там тонкая работа. Как раз для тебя.
– Да я… Наверное, я скоро уеду… насовсем.
– Куда, едрён-батон?! – проревел Трезор, от неожиданности резко нажав на тормоз.
Потом поехал, снова набирая скорость.
Андрей объяснил, что собрался ехать к Кате в… Москву. Большой город, хорошие перспективы. Трезор в ответ начал громко возмущаться: во-первых, что его друг теряет из-за бабы голову; во-вторых – в столице он – никто, и только здесь, у себя дома, в компании с друзьями, можно делать настоящие дела.
– Тут другой вопрос начинается: создан ли я «для настоящих дел»? – задумчиво проговорил Андрей, подумав о том, что никто из друзей не торопится взять его в дело. Предлагают левак, которым самим неохота заниматься. – Лучше всего с бабой, которую любишь, жить в лесу, в избе. Пошёл на охоту, а вечером вернулся. Она сварит похлёбку, и легли спать.
– Что за фильдеперсовая штучка, эта Катя. Почему все по ней так сохнут? Хоть ты́ мне расскажи, у неё
– Обожди, Трезор, не так быстро. С этого места поподробнее. Что значит «сохнут все»?
– Чего прикидываешься. Как будто сам не знаешь.
Андрею показалось, что тьма наползла на землю, и в зигзагах вспышек закружилось всё вокруг.
– Давай говори, я ничего не знаю.
– Да ладно, брось, все знают, ты не знаешь.
Андрей почувствовал себя самым обманутым из обманутых, над которым весь город смеётся и показывает пальцем, а он не понимает, почему.
– Слушай, средоточие знаний, ты мне расскажешь, или будешь стебаться всю дорогу?
Посмотрев на него, как смотрят на безнадёжных, Трезор сказал:
– Пристегни трупоулавливатель.
Андрей посмотрел в окно – проезжали мимо милицейской машины – и пристегнул ремень безопасности.
– Это же Кондауровская мартышка… была, пока его не грохнули. Я думал, ты в курсе.
У Андрея запрыгали мушки перед глазами. «Мой несравненный папочка… Папик…», изумрудное ожерелье, «как его зовут… Кондауров?», «в Волгограде больше нечего делать…»
«Она мне врала!» – чуть не закричал он. И крикнул бы, если б не головокружение и страшная слабость, ощущение, будто стекаешь с сидения на пол, и о твоём недавнем пребывании здесь свидетельствует лишь пристёгнутый ремень. Как будто издалека до него доносились слова: