Темные изумрудные волны

– …До самого последнего… В тот вечер, когда его убили, она сидела с ним в казино. Сидят, пьют шампусик, милуются… Ты не кексуйся, все они такие. Сейчас найдём тебе дырку. Везде всё одинаково, мышечная трубка. Сортир есть в каждой библиотеке.

Так они ездили по городу. Трезор всё высматривал девушек, Андрей был погружен в мрачные раздумья. Поехать на турбазу? Остаться, побыть одному? Дождаться Катиного звонка, разобраться с ней?

– Никого, блин, нету, – буркнул Трезор. – Есть, кстати, понятные тётки на примете. Давай зацепим их. Тебе выкачу блондинку, она мне не дала, сам возьму её подружку.

– Раз не дала, значит, сразу мне.

– Она в твоем вкусе. Спортивная фигура, всё на месте.

– Небось, дура.

– Нормальная тётька. Она мне сделала алиби. Расписала следователю, как мы с ней кувыркались, – в тот самый день. Фантазёрка.

– Так она только алиби умеет делать?

– Она всё делает, друг.

Тут Андрею пришла в голову мысль. Он попросил проехаться по улице Мира. Они кружились вокруг дома номер одиннадцать, несколько раз заезжали во двор. Наконец, когда Трезору надоело попусту кататься, и он собрался поехать за теми девушками, о которых говорил, Андрей увидел, кого искал.

– Э-э, Разгон, сразу видно, с гор спустился. Попроще не мог себе найти?

– Не понимаю, о чём ты.

– Тебя зарэжут, если не женишься.

– Да вплоть до этого.

– Ну, иди, поговори. Уже вижу, как вы проходите под сводом скрещенных шашек.

Андрей вышел навстречу девушке.

– Мариам, привет. А я тебя ищу.

– Мы гуляли с Ирой.

– А я катался с Ромой. Его недавно освобо… Выписали из больницы.

– У нас по микробиологии какая-то стервозина попалась. У тебя там нет знакомых? От этого микроскопа глаза болят. Давай завтра сходим в кино.

– Подожди, не так быстро.

Вернувшись к машине, Андрей сообщил, что остаётся. Недовольно фыркнув, Трезор попрощался, сказав, что всё равно будет ждать на турбазе.

– Не забывай, что по тебе уже работают. Турбаза – не СИЗО, запомни, друг. Я не настаиваю, сам выбирай свою дорогу. Удачи. Приятных совокуплений.

Они вышли со двора и направились в горсад. Гуляли, сидели на лавочке, болтали о разных пустяках. Чем дальше, тем больше тревожные мысли одолевали его. Андрей смотрел на Мариам и думал о Кате.

«Катя! Моя Катя! Никто не затмит тебя! Бог мой, что я делаю?! Точно спятил. Домой, скорей домой! Она же сейчас будет звонить!»

И, проводив Мариам, он стремглав бросился к своему дому.

Отказавшись от ужина, он ходил по квартире, ни с кем не разговаривая, пугая домашних своим мрачным видом. Катя позвонила ровно в десять – как договаривались.

– Приветики! Ну, как дела, рассказывай.

– Привет. Трезора выпустили. В принципе, можно выезжать.

Она обрадовалась, что всё закончилось благополучно, рассказала, что вместе с мамой они подыскали квартиру, завтра туда переедут, и будут обустраиваться. С работой пока глухо, знакомые что-то буксуют, но «папусик» сделал им внушение, и в скором времени всё образуется.

– «Папусик»? А почему ты мне никогда не рассказывала про «папика»? Почему я узнаю об этой связи от других людей?

– Это что за наезд, ты там перегрелся на солнышке?

– Ерунда, главное, что у тебя там прохладно. Кондауров, знаешь такого, ты встречалась с ним, не так ли?

Она раздумывала не больше двух секунд, а у него в ушах звенело: «…До самого последнего… Сидят, пьют шампусик, милуются…» Интересно, как она его звала – Витя, Витенька, дружочек?

– Ну, знаешь, ты как скажешь что-нибудь. Какой-то бред ревности. То был папин знакомый.

– Для половины города он был «знакомый», дело не в этом. Тут другой вопрос начинается. Что пользы в твоём обмане, если теперь я знаю то, чего не хотел знать? Я узнал то, чего не знал я один. Я не знал и не хотел знать, что ты принадлежала другому. Я и не спрашивал – из страха, что тебе не удастся солгать; я был осторожен, и случилось так, что какой-то болван, внезапно, грубо, в машине, открыл мне глаза, заставил меня узнать. Теперь я знаю, а ведь был счастлив, когда не знал, а просто сомневался. Ты любила его. Меня ты просто обманывала. Вот причина твоих депрессий.

– Ты сумасшедший! Слово, брошенное на ветер, привело тебя в такое состояние. Одно слово повергло тебя в отчаяние и безумие. Тебе что, мало доказательств любви, которые ты получил от меня? Это лето… наше с тобой лето, оно что, уже ничего не значит для тебя?! Как мне ещё убедить тебя, скажи! Почему нигде не сказано, как утешать ревнивцев?

– А что утешать… Ты была с ним.

– Говорю же, у меня не было никакой связи с ним. Это наш знакомый.

– Уже «наш», сейчас выяснится, что только твой.

– Я объясню тебе при встрече. Мама…

Зажав рукой трубку, Катя что-то сказала матери. Затем продолжила разговор.

– Приезжай, и мы поговорим. Будем говорить долго-долго… и я тебе всё расскажу. Когда ты выезжаешь?

У Андрея всё внутри кипело, ему хотелось ссоры, но он не знал, что говорить. Его мучило всё, что относилось к ней, но ускользало от него. Мучило, что она жила не им одним, и не ради него одного. Ему хотелось бы, чтобы она всецело была его, чтобы принадлежала ему и в прошлом.