Темные изумрудные волны

– Нет, моя энергия не сублимируется полностью на работе, кое-что остаётся. И дело даже не в том, какова моя личная жизнь – серая она, или яркая. Дело прежде всего в отношении к работе. Я считаю так: нужно либо работать с полной отдачей, либо не работать вовсе. Вот наша Вера, секретарь. Она приехала из Ташкента, бедная девочка, никому тут не нужна. Мы её приняли, носились с ней, как с тухлым яйцом, помогали ей во всяких бытовых вопросах. Ну и что? Она использовала компанию для того, чтобы устроить свою личную жизнь. Подцепила иностранца, увольняется, выходит замуж, не отработав и сотой доли того, что дала ей компания. У меня, например, с моим свободным английским и французским, в тысячу раз больше возможностей, чем у этой куклы, у которой, ты заметил, интеллект, как у медузы. Я же не бросаю дело ради какого-то Ганса или Христиана Андерсена.

И, заговорив о компании, Женя уже не могла остановиться. До самого дома они проговорили о работе.

Вернувшись в Волгоград, Андрей решил некоторое время выполнять что там полагается по должностной инструкции регионального представителя компании «Эльсинор». Ларивьер, Краснов, Дёмин и Тимашевская повлияли, как партсъезд. Рабочие дни, и без того интенсивные, стали напряжёнными вдвойне. Андрей объезжал аптеки, поликлиники, профильные отделения, заполнял отчёты, регулярно звонил шефу, подробно докладывал обо всём. Правда, немного злился на себя, называя происходящее «синдромом Гордеева».

Но ему не пришлось об этом пожалеть – вся эта беготня явилась хорошей мерой предосторожности. Олег Краснов оказался на редкость въедливым начальником. Приехав в Волгоград, он устроил тотальную проверку, какую до этого не устраивал ни один шеф из двух других компаний. Он не ограничился посещением крупных городских больниц и дистрибьюторов. Купив справочник «Жёлтые страницы», Краснов потребовал, чтобы его повозили по отдалённым районам. И остался доволен – везде Андрея узнавали, во всех местах были наслышаны о препаратах компании, всюду имелась рекламная продукция. Крупно повезло, что по другим делам Андрей посещал совсем других клиентов, иначе возникли бы досадные недоразумения и накладки.

«Я не ошибся в тебе, Андрей Александрович», – удовлетворенно сказал Краснов в конце своей инспекционной поездки. И нарисовал перспективы роста, присовокупив, что в «Эльсиноре», недавно открывшем российское представительство, в настоящее время существуют блестящие возможности выдвинуться, особенно для тех, кто не боится работы.

Глава 87

За вторым письмом, которое Андрей отправил Кате в ответ на её письмо, и в котором нервными строчками выражал недоумение по поводу её исчезновения; последовало третье, четвёртое, пятое… И эти письма остались без ответа.

В своих посланиях он жаловался на мучения разлуки, и эти жалобы сменялись улыбкой счастливой любви. Страницы, проникнутые благоговейной нежностью, дышащие набожным восторгом.

«Я тебя люблю и люблю всё, что связано с тобой… Я хожу по улицам, по которым мы ходили вместе, смотрю на деревья, дома, памятники, на которые ты смотрела… В этом городе, где тебя нет, я вижу только тебя…»

«Это мука. Я считал себя несчастным, когда у нас случались ссоры. Но в то время я даже не знал, что значит страдать. Теперь я это знаю».

«Меня преследует одна только мысль – не потерять тебя. Ты одна в моей душе, во всём моём существе. Ты помнишь наше лето, помнишь наше море? Я слышу его шум, оно своими могучими вздохами вторит вздохам, вырывающимся из моей груди».

Андрей был правдив в своих словах, написанных в приливе страстной нежности и тоски; правдивость того, что он писал, была правдой его любви. Он словно видел в ясном дневном свете своё будущее, – ему предстояло жить во всю силу своего ума, воли, страсти. Чувство уверенности и молодости смешивалось с печалью об исчезнувшей девушке, она представлялась ему бесконечно милой и далёкой. Несмотря на молчание, она не казалось навсегда потерянной. Вместе с силой, которую он ощутил благодаря своим успешным делам, вместе с прежней жизнью вернётся к нему она. Он шёл за ней!

И вместе с тем смятение нарастало, сомнения одолевали Андрея. Казалось, что сознание раздваивается. Словно это было два разных человека, и у каждого своё, несхожее со вторым, сознание. Как понять?

Размышляя о том, где она, что делает, и о чём думает, он представлял её сидящей в своей комнате, за столом, читающей его письма, думающей о нём. Она придумала испытание, и сама не рада, что так вышло. Конечно, так же, как и ему, ей тяжело. Печаль её подобна туману осени, слёзы её подобны росинкам на изумрудных листьях.

Думая таким образом, Андрей одновременно произносил молча речь, обращённую к самому себе от имени какого-то низменного и ехидного существа, не то женского, не то мужского пола:

«Э-э, дружок, почему такой уверенный сегодня? Она сейчас не в девичьем монастыре. Не удержать тебе её. Ты был транзитный пассажир, тебя, увы, никто не ждал. Никто не может сказать с уверенностью, какое место занимает в чужой жизни, откуда ж у тебя такое убеждение?!»