Темные кадры

Но на самом деле времени нет. Очень скоро придется совершать кучу всяких процессуальных, судья потребует сообщить, с кем ему обсуждать дело, мне нужны будут советы, какой линии защиты придерживаться, начнутся ужасные сложности…

– Я подумаю. Не знаю.

Люси нажимает на звонок. Больше ей сказать нечего. Мы быстро прощаемся. Не думаю, что она затаила на меня обиду. Пока еще нет.

34

Мое дело очень быстро попало на первые полосы. В том числе и в вечерние новости по телевизору, что вряд ли улучшит отношение ко мне судьи, которому такое внимание прессы наверняка не понравится. Через день после ареста у меня появилась надежда, что ко мне потеряют интерес, потому что крупный босс тоже оказался в тюрьме за экономические хищения в астрономических размерах (мы в одном и том же следственном изоляторе, только ему полагается камера для особо важных персон). Может, таких, как он, перебор, а потому связанные с ними дела становятся банальщиной, – во всяком случае, передышка длилась недолго, и внимание прессы вновь переключилось на меня. Моя история находит более широкий отклик, чем его, потому что куда больше людей способны отождествить себя с безработным, у которого отказали тормоза, чем ощутить родство с крупной финансовой шишкой, который украл сумму, в шесть раз превышающую весь его фондовый опцион[20].

Журналисты провели параллель между моим захватом заложников и происшествиями в Америке, когда подростки расстреливали преподавателей и одноклассников. Я выглядел человеком, на которого безработица подействовала как лоботомия. Одержимым. Репортеры поговорили с моими придурками-соседями («Ну что вы, он был очень спокойным соседом. Кто б мог подумать…»), кое-какими бывшими сослуживцами («Ну что вы, он был очень спокойным сослуживцем. Кто б мог подумать…»), с моим куратором из Центра занятости («Ну что вы, он был очень спокойным безработным. Кто б мог подумать…»). Любопытно было наблюдать подобное единодушие в данном вопросе. Полное впечатление, что присутствуешь на собственных похоронах или читаешь свой некролог.

Со стороны «Эксиаль» тоже не преминули высказаться.

Прежде всего его светлость Поль Кузен himself[21]. Проявленное им мужество, разумеется, позволило ему снова завоевать доверие его работодателей. Возвращен в лоно. Именно то, о чем я сам мечтал. Я так и вижу его в Сарквиле: руководит увольнениями, которые затронут больше трехсот семей; он будет бесподобен.

Он так же гениален перед камерами, как и передо мной в финале захвата заложников: несгибаем, непримирим. Чистая вертикаль. Концентрат первых кальвинистов и пуритан Нового Света в одном флаконе. Поль Кузен – это капиталистическая версия Торквемады. По сравнению с ним статуя Командора – просто Микки-Маус. Не из тех, кто дает слабину. Я его узнаю́ на экране. Как в тот момент, когда он встал лицом к лицу со мной: прямиком к сути дела. Он само совершенство. «Недопустимо, чтобы предприятие становилось местом преступных действий». Он даже набросал картину: если все безработные начнут брать в заложники своих потенциальных работодателей… Представьте себе. Дрожь берет. Идея, которую он желает донести, яснее ясного: руководящие работники глубоко осознают лежащую на них ответственность, и всякий раз, когда какой-нибудь правонарушитель соберется сорвать зло на своем предприятии, он рискует встретить на своем пути очередного Поля Кузена. Действительно устрашающая перспектива.

В качестве американской кинозвезды выступает президент и генеральный директор Александр Дорфман. Он жертва. Сдержан, глубоко удручен столь ужасным происшествием. Грандиозен. Александр Дорфман, как должно быть известно каждому, – это президент, который очень испугался за своих сотрудников, он воплощение человечности. Он вел себя стоически, что вполне естественно, учитывая возложенную на него ответственность, он отдал бы жизнь за своих работников, это совершенно очевидно, он не колебался бы ни секунды. В отношении меня он беспощаден в высказываниях. Я угрожал его руководящим работникам, а таких вещей он не прощает. Подтекст понятен: боссы не позволят, чтобы им досаждали всякие безработные, даже вооруженные. Многообещающий посыл для грядущего судебного процесса.

Когда он выступает перед камерой, у меня такое впечатление, что он смотрит на меня лично. Потому что за его словами стоит послание, адресованное именно мне: «Деламбр, вы крупно просчитались, приняв меня за идиота, и я, безусловно, не стану дожидаться окончания вашего тридцатилетнего срока, чтобы оторвать вам яйца!» Многообещающее начало моей тюремной жизни.

Слушая его речь, я не сомневаюсь, что вскоре он даст о себе знать. Но на данный момент я гоню от себя эту мысль, потому что в день, когда нечто подобное случится, я представления не имею, как мне удастся вывернуться.