Темные небеса

С другой стороны, существуют и контрпримеры. Скажем, либеральная (западная) модель рыночной экономики, несомненно, явилась драйвером ускоренного технологического развития западных стран. Она выдвинула Европу и США в лидеры мировых держав. Но результатом данной модели стало известное «общество потребления» (термин, который ввел в практику Жан Бодрийяр), общество заведомо ханжеское, антиальтруистическое, поскольку все население земного шара не может сравняться по образу жизни с Западом из-за ограниченности ресурсов. Ведь для того чтобы каждый гражданин третьего мира мог жить на уровне среднего европейца, необходимы ресурсы трех таких планет, как Земля, а чтобы жить на уровне среднего американца — целых пяти планет. То есть «общество потребления», по сути, есть разновидность государственного (национального) эгоизма. Оно — та страшная язва, которая разъедает нашу цивилизацию изнутри. Вместе с тем другой модели социального сосуществования у нас пока нет, и никто даже не пытается ее разработать.

Собственно, здесь я другими словами изложил то, что мне недавно говорил Виллем. Наш мир, в том виде, в котором он сейчас существует, постепенно, но неотвратимо сползает в пропасть. Бездна уже раскрылась. Дно ее скрывает ядовитый туман. Мы не выживем, если самым решительным образом не преобразуем всю нашу жизнь. Если не сделаем приоритетом развития гуманизм, если не поставим социальную справедливость выше экономической эффективности.

Только кому это нужно? — уныло размышлял я, глядя в окно на белоснежные, фантастические дома Маската. Здания его были аккуратно вписаны в горный ландшафт, и сочетание диких каменных склонов с ультрасовременными конструкциями из биопластика и стекла порождало необыкновенный контраст. Гуманизм — это ведь нечто отвлеченное, философское, нематериальное. Это то, что невозможно быстро облечь в экономически весомую плоть. Политики подобные рассуждения обычно терпеливо выслушивают и через секунду как мусор выбрасывают из головы. Для них это только слова. Вот если бы я предложил метод скрытого сканирования сознания, метод простого и действенного манипулирования людьми. Вот тут мне сразу же выделили бы и деньги, и приборы, и штаты, и должность дали бы, и организовали бы целый институт… Я вспомнил эпизод из истории немецкого ракетостроения. Основоположником его был Герман Оберт, разработавший и первую двухступенчатую ракету, и первый проект ракеты с жидкостным двигателем. Оберт по духу своему был романтиком и мечтал о скорых полетах человека на Луну и на Марс. Но ракетную программу Третьего рейха возглавил в результате не он, а его ученик Вернер фон Браун, который ни о каких лунах и марсах не рассуждал, зато представил военным конкретную цель: создать баллистическую ракету, способную ударить по Лондону.

Вот в чем тут дело. Политики, особенно в наше время, не способны прозреть перспективы. И, на мой взгляд, связано это с тем, что личность человека формируется во времена его детства и юности, именно тогда в нем образуются основы характера и утверждается базис главных мировоззренческих идеологем. Раньше это особого значения не имело. Реальность вплоть до ХХ века трансформировалась очень медленно: человек рождался, взрослел, старился и умирал практически в одной и той же эпохе. Сейчас ситуация принципиально иная. Сейчас, когда ход истории резко ускорился (что я, кстати, в своей записке и подчеркнул), почти любой политик (государственный деятель) оказывается как бы гостем из прошлого. Рождается он в одной эпохе и в основном формируется в ней, но пока, пройдя долгий карьерный путь, он поднимается до административных высот, до того статуса, где определяются стратегические действия государства, эпоха ощутимо меняется и уже не соответствует его устойчивым представлениям. И образуется когнитивный разрыв: большинство политиков пытается разрешить новые проблемы старыми методами. Никакими силами данный разрыв не преодолеть. Учиться ничему новому политики не желают. Зачем им это? Пускай все остается как есть.

От унылых мыслей меня отвлекает Сара. Она заглядывает ко мне в номер вечером пятого дня, выставляет на стол пузатую бутылку вина, бухает рядом с ней чешуйчатый ананас, и несколько торжественно объявляет, что настал час расплаты.

Между нами как-то сам собой сложился такой легкий непритязательный тон, когда непонятно, говорится это в шутку или всерьез.

— Всегда готов. А за что платить? — интересуюсь я.

— Не знаешь?.. Я как-никак спасла тебе жизнь!

— А могла бы ведь и убить…

— Могла бы, — соглашается Сара.

— Не выполнила приказ?

— Таких приказов не отдают, а О них лишь слегка намекают при постановке задачи. А я вот этого намека не поняла. Что взять с туповатой афроамериканки, которая с трудом окончила провинциальный университет?.. Так где твоя благодарность?

— Спасибо! — проникновенно говорю я.

Сара усмехается и вдруг ловким движением опрокидывает меня на кровать.

— Спасибом не отделаешься. Задолжал — плати!

Она все же прекрасно говорит по-русски.

— Но почему именно сегодня? — беспомощно барахтаясь, спрашиваю я.