Темные небеса

Я оборачиваюсь: обводка Портала горит багровым огнем. Женщина, которая с девочкой, всем телом колотится о непроницаемую мембрану.

Доносится издевательски вежливый голос:

— Здравствуйте! Мы рады вас видеть!.. Я — робот Си-Три… Извините, пожалуйста, у вас нет визы, мы не можем вас пропустить…

Двое солдат подхватывают женщину под руки и волокут в сторону, чтобы освободить проход.

Она кричит:

— Подлецы!.. Мерзавцы!.. Возьмите нас!.. Помогите, люди!.. Нас всех здесь убьют!..

Вместо голоса у нее — дикий кошачий визг.

— Уберите эту идиотку к чертям!.. — рычит полковник Круглов.

Картинка вдруг начинает разваливаться на фрагменты. Раздается громкий, тупой удар, словно с размаху влепили громадным молотом по земле. Затем — еще один и еще. Часть бетонного ограждения — слева, метрах в пятидесяти от ворот — вспучивается, разламывается на куски, напором извне опрокидываются еще две-три смежные секции, и людская громокипящая лава стремительно извергается к нам, внутрь. Я вижу, как пытаются перестроиться бойцы ОМОНа напротив ворот, но не успевают — человеческая волна отбрасывает и поглощает их; вижу, как беззвучно выкрикивает команды полковник Круглов, выхватывает пистолет, стреляет в воздух, тут же падает, смятый той же волной. Все как бы бесится и подпрыгивает: Сара и лейтенант Ходаков бесцеремонно оттесняют меня назад, стреляют они не поверх голов, а в землю, под ноги, короткими аккуратными очередями, именно эти острые земляные фонтанчики сдерживают перед нами накат толпы. И все равно через мгновение их обоих куда-то сносит, волна ударяет сбоку, они исчезают, но к тому времени я уже оказываюсь за сферой защитного поля — я ведь единственный человек на Земле, которому, чтобы его пересечь, не нужен специальный Портал. Изнутри поле почти прозрачно, я вижу, как в конвульсивном безумии бьются о него человеческие тела, как колотят в него палки и кулаки, как расплющиваются притиснутые к нему, искореженные ненавистью физиономии. Я вижу, как деловито проталкивается вперед парень в пятнистом комбинезоне, вскидывает автомат и выпускает по мне длинную очередь. Я даже не пытаюсь отшатнуться от нее или упасть: пули мелкими плазменными хризантемами вспыхивают на защитном поле и тут же гаснут. Я воспринимаю их лишь краем сознания, потому что одновременно, не знаю как, вижу сквозь них нечто совершенно иное: пятерых раскоряченных, точно орангутаны, людей, их светящиеся красным глаза, их ощеренные клыкастые рты, брызжущие слюной, — они надвигаются, они жутко возбуждены в предвкушении жертвы, а еще один человек, распластанный, лежит на земле: голова его вывернута, пальцы скребут твердый дерн, он умирает, из-под него выползает темная лужица крови… Я чувствую, что это где-то неподалеку, где-то вон там, примерно в том направлении. Это, как стрелку компаса, притягивает меня. А еще я чувствую ошеломляющий страх, от которого слабеет и оседает все тело. Он залепляет мне нос, уши, глаза. Он затопляет мозг, он костлявыми пальцами сдавливает мне сердце. Надо спасаться, надо опрометью бежать от него, но бежать некуда — вокруг те же самые, дергающиеся от возбуждения орангутаны. Сейчас они будут рвать меня на куски…

И даже не это главное.

Главное — понимание, которое возникает у меня в следующую секунду.

Понимание, пронзающее меня с головы до ног: весь этот ужас я вижу глазами Лизетты…

32

Положение ухудшалось уже не с каждым днем, а фактически с каждым часом. Даже контакт с арконцами (с иным разумом!), даже глобальная экономическая депрессия отходили куда-то на периферию. На первый план, затмевая все остальное, выдвигались совершенно иные проблемы. Начала деформироваться вся система международных балансов, с громадным трудом смонтированная за последние десятилетия. Она, надо сказать, и раньше еле-еле держалась, что продемонстрировали, например, российские действия по присоединению Крыма. Здесь западные страны попали в собственную ловушку: поспешно и громогласно осудив данную акцию, они не могли отступить, не потеряв при этом политического лица. Им оставалось лишь будировать миф о «российской угрозе», чем в основном занимались крикливые прибалтийские лимитрофы. Сюжет развивался в жанре трагикомедии: сначала нарисовали портрет хищного монстра, готового всех сожрать, а потом сами же до лошадиного пота испугались его. Последовали санкции с обеих сторон, последовали резкие политические заявления. В результате отношения Европы с Россией зашли в тупик, что, замечу, не помешало европейским концернам покупать российские нефть и газ.

Теперь все это казалось детскими играми.

Текущая реальность словно взбесилась и начала пожирать самое себя.