Темные небеса

В руках у него появляется карандаш, и Скелетон начинает его тупым, круглым концом постукивать по полированной деревянной поверхности. Согласно «табличке жестов», которую Андрон недавно купил, это и не хорошо, и не плохо. Это просто состояние неопределенности. Постукивание означает, что Скелетон еще не пришел к какому-либо решению.

Если только табличка не врет.

— Профессор Коврин… Это ведь вы его рекомендовали.

В том смысле, что ответственность за рекомендацию несет тоже он.

Андрон опять очень коротко объясняет, что контроль над переговорами, в частности над каждой группой экспертов, с самого начала организован был таким образом, что никакую информацию, полученную от арконцев, скрыть невозможно. ДЕКОН за этим строго следит. Фиксируется каждый взгляд, каждое слово, протоколы тут же выкладываются в рабочую сеть Центра и непрерывно, в режиме онлайн, анализируются экспертным сообществом.

— Мы можем лишь по-своему интерпретировать то, что известно всем, — заключает он. — Аналогичным образом действуют и другие группы экспертов. Однако даже эту нашу собственную интерпретацию мы обязаны зарегистрировать в протоколе. Либо — держать ее при себе. Технической возможности передать информацию вне официальных каналов у нас нет.

Андрон недоумевает. Все это должно быть Скелетону известно не хуже, чем ему самому. Протоколы переговоров Скелетон, разумеется, не читает, но референты, несомненно, представляют ему соответствующие конспективные изложения. И со спецслужбами он данный вопрос, вероятно, уже не раз обсуждал. Так в чем же дело? Стоило ли ради этого его вызывать? Стоило ли десять часов лететь в самолете, чтобы на банальный вопрос дать такой же банальный ответ?

Между тем Скелетон костяными пальцами перехватывает карандаш и направляет его острие вперед.

Такой жест требует повышенного внимания.

Если опять-таки табличка не врет. Скелетону в ней уделено двадцать шесть строк. Президенту, кстати, немногим больше — тридцать одна. Не случайно шепчутся в кулуарах, что правит у нас не президент, а именно Скелетон. Президент соглашается с ним в восьми случаях из десяти.

Итак — Скелетон.

— Задача наших экспертов, — скрипучим голосом поясняет он, — заключается не только лишь в том, чтобы отстаивать на переговорах интересы всего человечества, чему мы, разумеется, будем неукоснительно следовать, но еще и в том, чтобы по мере возможностей отстаивать национальные интересы России. Мы не можем позволить, чтобы стратегические инновации, которые способны изменить весь облик Земли, присвоила и использовала какая-то одна из держав. Вам это понятно?

Недоумение у Андрон сменяется разочарованием. Так это что? Это обычная начальственная накачка? Они видят, что переговоры идут, а результаты работы — микроскопические. Они рассчитывали на чудо, которое, пролившись дождем изобилия, позволит им и дальше удерживать власть в стране. Но чуда, вопреки их надеждам, все нет и нет. Нет чуда, нет волшебного преображения. Нет благодатного ливня, предвещающего спокойные, тучные годы, заслугу за которые можно было бы приписать себе. Напротив, понемногу становится только хуже. Паркет в кабинете чуть-чуть поскрипывал, когда Андрон шел по нему. И точно так же сейчас чуть-чуть поскрипывает все здание, вся страна. Он вспоминает, что недавно прочел статью, где говорилось, что Контакт с иным разумом — это испытание земной цивилизации на прочность. Проверке на излом подвергается все: мировоззрение, культура, экономика, геополитическая конфигурация. Причем относится это не только к цивилизации в целом, но и к каждому отдельному государству — к каждой нации, к каждому народу, к каждому человеку. Вся земная жизнь должна теперь измениться. А мы разве способны на это? У нас — вертикаль, жесткая конструкция власти, арматура, в принципе не подлежащая никаким изменениям. Она прочна, пока представляет собой монолит, но стоит треснуть хоть одной из опор, и начинается вот такое тихое, но опасное поскрипывание. Скелетон это поскрипывание уже слышит. И, вероятно, так же слышит его президент.