Темные небеса

И вдруг покраснел, так что брови у него стали казаться седыми. И Лиза тоже неожиданно покраснела, словно до самых глаз ее затопил пылкий сердечный жар. Тогда она откинулась на сиденье и, повернувшись к окну, стала бездумно смотреть, как выворачивают навстречу, а потом уплывают назад граненые ряды новостроек. Вот провалилась в небытие последняя многоэтажка, за ней потянулся луг, как будто плохо побритый, поросший пучками сорной травы, сквозь которую проглядывала иногда цветочная желтизна, а далее, уходя ребрами в горизонт, начали вращаться бесконечные капустные грядки — поля какого-то агрохолдинга «ЮТМ», как пояснял высящийся на обочине броский рекламный билборд. Она немного расслабилась. Вот так бы ехать, ехать и ехать неизвестно куда, погружаясь все глубже и глубже в прощальный осенний зной, и чтобы неторопливо сменялись за окном поля, реки, леса, и чтобы не было в голове ни единой мысли, и чтобы внутри этого зноя, точно мелодию, собранную из скопления нот, чувствовать конвекцию нетерпенияе, исходящую от напряженного Павлика. Интересно, что у них будет? Она вспомнила, как около года назад почти три месяца, дура такая, бредила Костей Пальчиковым, или попросту — Палец, баскетболист из параллельного класса: высокий, легкий, движется, как будто танцует, непрерывно улыбчивый, девчонки исходили на писк при одном виде его, и уже — в юношеской команде города, на уроках-то почти не бывал: то у него сборы, то тренировки, то соревнования. У Лизетты слабели коленки, когда он проходил мимо, так хотелось, чтобы обхватил ее, плотно прижал к себе. Пусть даже у всех на глазах. Острое сексуальное помешательство, как выразилась Марусик. И вот однажды решилась — сама подошла к нему, строго сказала: «Палец, я тебя провожу». И всю дорогу он ей рассказывал про свой баскетбол: как он закручивает что-то там, и как подсекает, и как он долго осваивал какой-то «длинный нырок», и как его два раза чуть было напрочь не поломали, и как он летом поедет на товарищеский матч в Германию. У парадной остановились, она посмотрела ему в ожидающие глаза и произнесла, будто отрезала: «Ну ты, Палец, тупой»… Разозлилась не столько на него, сколько на себя саму: дура и дура. А далее как рукой сняло: Палец потом раза два к ней подходил, отвечала ему: «Нет-нет, Пальчик, сегодня никак не могу».

С Павликом, конечно, у них будет иначе.

Все же полной расслабленности что-то мешало. Будто мучительно ползла по спине тяжелая, холодная капля воды. Лизетта догадывалась, что это на нее опять смотрит Сынок. Подсел он на Загородном, возле Технологического института, и солидно, баском представился ей как Грегор, хотя Павлик тут же шепнул, что на самом деле его звать Гавриил. Сынком же она его обозначила потому, что когда дядь Леша притормозил, увидев его, то насмешливо произнес: «Ну, здравствуй, сынок». И в ответ прозвучало такое же ироническое: «Здравствуй, папаня». Зато Тетка ощутимо обрадовалась: «Все-таки решил с нами ехать. Ну — молодец!» Так вот, когда Гавриил-Грегор-Сынок усаживался на свободное место, он как-то быстро и очень ловко ощупал Лизетту взглядом. Именно что ощупал, словно прикоснулся руками. Она вся вспыхнула и, чтобы не показать этого, притворно зевнула. Почувствовала себя раздетой. Потом, чуть позже, заметила, как он покосился на Павлика и презрительно усмехнулся. Видимо, сразу решил, что тот ему в данном случае не конкурент. Чем-то он походил на Пальчика-баскетболиста, тоже высокий, спортивный, с яркими от веселой наглости, выпуклыми глазами. Своя фирма по экспорту или импорту чего-то такого. Ему-то зачем эмигрировать? Вот вопрос. У него вроде и так все в порядке. Или нет? Ей смутно припомнилось, что Павлик как-то сказал, будто бы Сынок именно за последний год сильно увяз — то ли он кого-то не того кинул, то ли, напротив, кинули его самого. И вот — решил одним махом избавиться от кучи проблем… А зачем, скажите, эмигрирует Тетка? Заведует целым отделом в Торговом центре, и не где-нибудь в глухих новостройках, а в приличном районе, у Пяти углов: Владимирская площадь рядом, Литейный, Невский проспект. Побрякушками — браслетами, ожерельями — увешана как новогодняя ель. Ей-то чего не хватает здесь, на Земле? А не хватает ей, видимо, вот чего: хочет иметь свой собственный магазин, рассчитывает, что на Терре сумеет его создать. И ведь создаст, кто ей там запретит, и с помпой откроет, и усядется в нем, растопырив тяжелый зад. Лизетта сквозь дрему, которая наползла на нее, явственно услышала голос отца: «Если на Терре возникнет психологически тот же набор людей, то и проблемы в этом сообществе возникнут точно такие же. Они их просто воспроизведут».

Прав он был, прав, как всегда.

А зачем едет она сама?