Наконец мы набрались храбрости и начали двигаться. Мои ноги одеревенели от холода. Воцарилась тишина, а потом первые солнечные лучи хлынули из-за горизонта. Вертолеты улетели. Ружья перестали палить. Мы надсадно дышали, боясь даже шепотом говорить о том, что случилось с остальными – с Лиамом.
– Я не знаю, – сказал Толстяк. – Мы разделились. Он может быть где угодно.
Я собиралась вылезти из воды еще два часа назад, но грохот падающих деревьев и треск пожара даже не думали умолкать.
Мышцы настолько замерзли, что влезть на причал удалось только с третьей попытки. Толстяк плюхнулся рядом. Холодный ветер и промокшая одежда сделали свое дело: его сильно трясло. Согнувшись, мы побежали обратно по тропинке. А потом поняли, что сгибаться в три погибели нет никакой необходимости: все ушли. Нашей радости не было предела.
Большая часть общежитий исчезла, превратившись в груды обуглившихся досок и камня. Несколько зданий еще горели, но крыши у них уже провалились. Пепел парил в воздухе, точно снег, цепляясь за волосы и прилипая к нашей мокрой одежде.
– Нужно зайти в офис, – сказал Толстяк. – Собрать необходимые вещи, а потом попытаться отыскать Ли.
Толстяк замедлил шаг, и впервые я заметила, как покраснели его глаза.
– Руби…
– Молчи, – резко оборвала я. – Не надо.
Я не хотела думать о Ли. Не хотела вспоминать о Зу и других детях, выбравшихся из лагеря. Нужно было двигаться дальше. Остановка приравнивалась к смерти.
Передние комнаты оказалась пустыми. Коробки и ящики вынесли. Я приказала Толстяку идти за мной, а сама проскользнула на склад. Тоже пусто.
– Может, его они тоже забрали, – почесав голову, сказал Толстяк.
Я поморщилась.
– Когда это нам так везло?
Комнаты наверху остались нетронутыми. Прежде чем уйти, Клэнси заправил кровать, убрал груды бумаг и коробок и даже протер пыль. Я отдернула белую занавеску, объединив две части комнаты. Толстяк играл с телевизором, без устали нажимая на кнопку включения /выключения.
– Они отключили электричество, – заметил он. – Готов поспорить, воду тоже.
Я села в рабочее кресло Клэнси и прижалась лбом к темному дереву. Толстяк попытался снять с меня влажную куртку Лиама, но я не позволила.
– Спасибо, что пришел за мной, – сказала я, закрыв глаза.
– Дура ты, дура, – с чувством произнес Толстяк и похлопал меня по спине. – Вечно влезаешь в какие-нибудь неприятности.
Я не пошевелилась, и его рука осталась лежать у меня на плече.
– Руби?
– Зачем он это сделал? – прошептала я. Все в этой комнате напоминало мне о Клэнси, начиная с запаха и заканчивая расстановкой книг на полках. Клэнси всегда сортировал их по цветам. – Просто взял и бросил на растерзание волкам…
Толстяк опустился передо мной на колени, хрустнув суставами, как древний старик. Его ладонь по-прежнему лежала у меня на плече, но следующие слова дались ему с трудом.
– Нам никогда не понять этого безумия, – осторожно сказал он. – Но, думаю, ему просто нравилось все контролировать. Быть во главе. Манипулировать людьми. Потому что за пределами лагеря он был так же уязвим, как и все остальные. Есть такие люди, знаешь? Темные помыслы частенько скрываются за весьма привлекательными лицами. Он прикидывался хорошим руководителем, но не таким, как… Как Лиам или Джек. Джек не хотел никому помогать, потому что считал – каждый имеет право быть сильным и защищаться самостоятельно. Клэнси же думал только о себе. Он никогда бы не заслонил собой друга… чтобы принять пулю.
Я выпрямилась в кресле.
– Я думала, Джеку всадили пулю, когда он пытался бежать?
Толстяк покачал головой.
– Джек защищал меня, и делал это потому… – Он сделал глубокий вдох. – Потому что думал, будто я не способен защитить себя самостоятельно. Джек и не подозревал, скольким вещам меня научил.
– Мне очень жаль, – сказала я, чувствуя предательские слезы в уголках глаз. – Прости. За все.
– И ты меня, – спустя минуту ответил Толстяк. Мне не нужно было оглядываться, чтобы понять, что он плачет.
Лэптоп остался стоять посреди стола. К крышке была прикреплена желтая записка.
– Толстяк! – крикнула я, подзывая его взмахом руки. Вкус победы оказался на удивление сладок. Словно перезвон маленьких колокольчиков.
– И он просто оставил ее здесь? – сказал Толстяк, барабаня пальцами по столу. – Сетевая карта на месте?
Карта имелась, но все остальное Клэнси старательно подчистил. Посреди экрана красовалась иконка интернет-браузера, и больше ничего.
– Почему часы в углу показывают пятнадцать? – спросил Толстяк, усаживаясь в кресло. Я наклонилась поближе, чтобы посмотреть. Аккумуляторная батарея почти разрядилась. У нас оставалось всего пятнадцать минут.
– Вот дрянь, – вспыхнула я.
Толстяк покачал головой.
– Это лучше, чем ничего. Пока имеется подсоединение, мы можем попытаться выяснить, как нам отсюда выбраться. Можем даже найти адрес отца Джека.
– И послать сообщение твоим родителям, – восторженно добавила я.
– Конечно, но лучше я использую эти… четырнадцать минут, чтобы найти адрес, – сказал он. – Может, даже сделаем звонок, если в компьютере есть микрофон.