Темные отражения

На правом плече Толстяка расплывалось кровавое пятно. Я не могла пошевелиться. Все казалось каким-то нереальным. Лиам быстро нагнулся за ружьем. Схватил его и повернулся к 104-му, затем к 105-му номеру. Этого просто не могло быть.

– Все хорошо, – сказал кто-то сзади. Лиам резко обернулся: на лице каменное выражение, палец замер на спусковом крючке. Мужчина поднял руки: в одной он держал маленький телефон. – Я только звоню 911. Все хорошо, мы ему поможем.

– Не дай им сделать звонок, – выдохнул Толстяк. – Не дай им забрать меня. – Он еле прокаркал последние слова. – Я должен вернуться домой.

Лиам бросил назад короткий взгляд.

– Бери его за ноги, Руби.

– Не двигай его, – предупредил мужчина из 104-го. – Даже не думай об этом!

Отец Джека снова высунулся на улицу, но мужчина с телефоном запихал его обратно в номер и захлопнул дверь.

– Хватай его, – сказал Лиам.

Я взяла Толстяка под мышки так же, как он тащил меня. Один из незнакомых мужчин сделал шаг вперед – то ли чтобы нас остановить, то ли чтобы помочь.

– Не тронь! – крикнула я. Все отпрыгнули назад, но ненамного.

Толстяк прижал обе ладони к ране, глаза его расширились и застыли. Лиам взял друга за ноги, и мы вместе понесли его к машине. Мужчина с телефоном крикнул, что «скорая» будет с минуты на минуту. «Скорая» и СПП. Только солдаты не станут его спасать, не станут. Зато полюбуются, как сдохнет очередной фрик.

– Не дайте им меня забрать, – проскрежетал Толстяк. – Держи мои ноги ниже груди, Ли, не поднимай так высоко. Нельзя, если рана на груди. Дышать тяжело…

Но ужас в меня вселяло вовсе не бормотание Толстяка, нет. Мне было страшно из-за струек крови, мерно вытекающих из-под его сложенных рук. Чарльза трясло, но он не плакал.

– Не дайте им меня забрать…

Я забралась на заднее кресло первой, потом втащила Толстяка за собой. Его кровь пропитала мне спереди всю рубашку, кожа горела.

– Продолжай… сдавливать, – сказал Толстяк. – Сильнее… Руби, сильнее. Я попытаюсь… удерживать с…

«Его способности», – подумала я. Там, где Толстяк держал руку, кровь как будто текла медленнее. Но как долго это еще могло длиться? Мои руки легли сверху, но тряслись так сильно, что скорее могли принести вред, чем пользу.

– Господи, – пробормотала я, – о господи, только не закрывай глаза – говори со мной, говори что-нибудь, скажи, что делать!

Машина взвизгнула, когда мы вырулили с парковки. Лиам вдавил педаль газа что есть мочи и судорожно вцепился в руль.

– Дерьмо, дерьмо, дерьмо!

– Отвезите меня домой, – взмолился Толстяк. – Руби, заставь его отвезти меня домой.

– Держись, все будет хорошо, – я склонилась над ним так, чтобы он мог видеть мои глаза.

– Мой отец…

– Нет, Ли, в госпиталь! – Я больше не могла говорить длинными фразами. Впрочем, как и Толстяк. Он издал странный звук, словно подавился собственным языком.

Видения Толстяка оказались такими же багровыми, как и его кровь. Мужчина, читающий в огромном кресле. Красивая женщина, склонившаяся над кухонным столом. Вышивка крестом: значок кабинета неотложной помощи. На краю сознания появилась чернота. А потом кто-то взял нож и воткнул его мне прямо в мозг.

– До Александрии полчаса! – крикнул Лиам через плечо. – Я не собираюсь тебя туда везти.

– Госпиталь Фэйрфакс, – прошелестел Толстяк. – Мой отец… скажи им вызвать моего отца…

– Где это? – спросил Лиам. Он перевел взгляд на меня, но я тем более ничего не знала. Зато поняла, что если мы будем кружить чересчур долго, Толстяк умрет. Он истекал кровью прямо здесь, прямо сейчас, в моих объятиях. После всего, что мы пережили.

Лиам развернул машину так резко, что мы с Толстяком чуть не улетели с сиденья. Я прикусила язык, чтобы не закричать.

– Говори с ним! – крикнул Лиам. – Толстяк – Чарльз!

Не знаю, где и когда он потерял очки. Уголки его глаз покраснели, и все же Толстяк посмотрел мне в лицо. Я пыталась удерживать взгляд столько, сколько возможно. Но он настойчиво пытался что-то мне передать. Толстяк приподнял лежавшую на животе руку.

Письмо Джека. Его края были влажными от крови, однако на этот раз листок оказался разложен. Словно ждал, что его прочтут.

Почерк был мелким. Каждую букву окружал еле заметный ореол: наше погружение в озеро не прошло бесследно. Некоторые буквы вообще исчезли.

Дорогой папа!

В тот день, когда ты отправил меня в школу, я считал, что ты меня любишь. Но теперь я смотрю на жизнь без прикрас. Ты называл меня монстром и фриком. Но вырастил меня таким именно ты.

– Скажи, пусть прочитает… – Толстяк облизал губы. Мне пришлось наклониться, чтобы расслышать его слова. За окнами ревел ветер. – Скажи Лиаму, пускай прочтет мое письмо. Я написал это… это для него.

– Чарльз, – сказала я.

– Пообещай… – Горло перехватило, и я не смогла выдавить ни звука. Только кивнула. Кровь пузырилась под нашими руками. Струйки текли быстрее, чем раньше.