Я надел всю свою самую плотную одежду, спустился, поискал в холодных парадных покоях сестер, не нашел их и решил просто уйти, как мы и условились накануне вечером. Уезжая на своем «мини», я наблюдал за тем, какой сильный пыльный шлейф оставляют мои колеса. Дорожная грязь – нередкое явление в наши дни в Британии, но мне все еще было трудно поверить, что вся самообновляющаяся, извечная пыль Кламбер-Корта берет начало от двух близлежащих трасс, какими бы протяженными те ни были.
Я заметил, что вода в чаше «охотничьего» фонтана покрылась льдом, хотя струи по-прежнему холодно били вверх и в стороны. Безупречный фонтан выступал символом всего имения: стылый, но ухоженный. И можно было только предположить, что ответственность и бремя за все это лежали на мисс Агнессе Брейкспир. Не имеющий непосредственного представления о такой задаче человек не может знать, насколько она тяжела в современных условиях. Я, с моим растущим профессиональным опытом в подобных вопросах, думал, что смогу понять, насколько раздражающим для Агнессы может быть отношение Оливии Брейкспир. Оливия, как бы ни была мала ее сила, по-прежнему вела себя так, будто Кламбер-Корт существовал сам по себе; трудности лежали на плечах Агнессы, и, без сомнения, лучшая часть британской нации была в долгу перед ней и другими, подобными ей. Тем не менее я понимал, перед какой из сестер я сам в большом долгу. Я наивно полагал, что было бы мало смысла поддерживать Кламбер-Корт в пристойном состоянии, если бы у хозяина не было хотя бы малейшего представления о стиле, связанном с проживанием там. Это было своего рода чувство, которое часто описывалось в собственной литературе Фонда. Дому не в меньшей степени требовалась присутствие Оливии. И все же казалось несправедливым, что самоотверженную Агнессу вдобавок ко всему обременяет такое непомерное количество пыли. Холодный ветер развевал серую взвесь вокруг меня, и она проникала сквозь прорехи в кузове. Окна все-таки умудрялись как-то сдерживать ее.
Я подъехал к домику, который молодой Хэнд снял поблизости с одной из пришедших в необратимый упадок плотин. Много лет кряду в домике не было ни газа, ни электричества, ни воды (если не считать реку), да и толковый подъезд организован не был, так что Хэнду не пришлось платить за аренду много. Это и хорошо – Фонду требовалось выделить слишком много денег на другие его начинания. Пришлось оставить машину на обочине и по грязной тропе пересечь два замерзших поля. Хэнд и группа из семи-восьми других энтузиастов жарили бекон на примусе под свист ветра в разбитых окнах. Рядок походных лежанок, не заправленных после сна, отдувался, похоже, за всю мебель в доме. Компания Хэнда выглядела так, будто всю одежду приобрела в магазине армейских товаров – во всех отношениях это был странный фон для проекта под эгидой Фонда исторических сооружений. Хотя, без сомнения, он имел определенную новаторскую ценность.
К сожалению, я прибыл значительно позже назначенного часа. Это меня не удивило, так как я всегда говорил, что время, на котором настаивал Хэнд, было слишком ранним; тем более, еще не отступила зима – официально и во всех других отношениях. Молодые люди мое опоздание восприняли саркастически, и я почти сразу понял, что мое беспокойство из-за пыли в Кламбер-Корте для них останется пустым звуком. Поэтому о проблеме при них я даже не упомянул.
Я не стану пускаться в подробности насчет проекта восстановления реки Бовил: отчасти потому, что большинство деталей уже хорошо известны (по крайней мере, тем, кто, вероятно, заинтересуется ими) и стали предметом исчерпывающего отчета, отредактированного самим Хэндом (хотя лично я думаю, что независимый редактор справился бы лучше); и еще потому, что я описываю именно свое пребывание в Кламбер-Корте, на которое проект практически не повлиял. Две части моей жизни в то время находились почти в герметичных отсеках, если использовать очевидную, но меткую метафору.