Темные проемы. Тайные дела

– Какая-то ты бледная с лица.

– Плохо спала прошлой ночью.

– Надеюсь, потому что ты скучала по мне?

– Наверное. Как тебе Стокгольм?

– Ужасно. Эти шведы так не похожи на нас, англичан.

– Бедный Генри.

– На самом деле у нас серьезные разлады. Я расскажу тебе обо всем за обедом.

Что Генри и сделал. Маргарет не могла пожаловаться на то, что он был из тех мужчин, которые держат подальше от своих жен все, что их касается. И не успели они пообедать, как ему пришлось поспешить на новую встречу с Ларсоном, Фалькенбергом и прочими. Маргарет не нужно было беспокоиться о том, как много она хотела рассказать Генри – она ломала голову уже более суток и сочла наконец, что нет смысла посвящать его во все перипетии и приключившиеся с ней переживания.

– Ты все еще выглядишь нездоровой, старушка, – сказал Генри, собираясь. – Даже эти парни на стойке регистрации и официант, кажется, заметили. Я подловил, как они смотрели на тебя. Не знаю, когда вернусь; на твоем месте я бы постарался немного поспать. Как тебе такая идейка?

Он поцеловал ее на прощание – со всей страстью.

Маргарет была совсем не в настроении спать, и она не чувствовала себя уставшей или больной. Тем не менее она пошла в свою комнату, разделась и легла на кровать в своей синей ночной рубашке из натуральной шерсти. Было совершенно очевидно, что после шума дороги, отравлявшего прошлую ночь, ей потребуется наверстать упущенное в плане отдыха – и все же сон не шел. Она снова столкнулась с проблемой, что в Совастаде, как и на любой чужбине, ей больше совершенно нечем заняться. Наверное, мрачно подумала она, это уж очень серьезный недостаток для жены разъездного бизнесмена.

Наконец она снова оделась и пошла покупать еще три открытки на отправку своим детям – продолжая удерживать свой разум от обращения ко всему, что произошло с того момента, как она в последний раз выслала весточки Дине, Хейзел и Джереми.

* * *

Но только далеко за полночь она начала беспокоиться – точнее, когда услышала, как церковные часы пробили третий (как до этого – первый и второй) час ночи.

И даже тогда подумала она, что виной всему, вернее всего, тот факт, что она снова спала с Генри под боком. Видит бог, ее муж производил достаточно шума во сне, чтобы не дать уснуть кому угодно – особенно женщине, второй день кряду прожившей без особых волнений. Генри катался по кровати с боку на бок, стеная, храпя и изредка даже подвывая. Маргарет вынуждена была признать, что Генри не был, используя его собственную идиому, «хорошей рекламой института сна». Не то чтобы многие сочувствовали затруднительному положению его жены: дело тяжелое, совершенно бессмысленное, и, наверное, слишком уж обыденное. Хорошая жена все это перенесет спокойно, хотя и терпение хорошей жены может иметь свой предел.

Часы пробили четыре, пять и шесть, а Маргарет так и не заснула. Где-то за половину седьмого, когда сильный дождь, начавшийся примерно час назад, уныло барабанил в окно спальни, Генри сел в постели, натасканный выполнять дневные команды.

За завтраком он сказал, что она по-прежнему выглядит странно, и она попеняла ему на то, что он следит за тем, как нее смотрят шведы. Она по-прежнему не чувствовала ничего необычного. Она ничего не сказала Генри о том, что не может спать, осознавая про себя, что пропустить одну ночь сна – сущие пустяки по меркам людей, у которых в принципе с ночным покоем неладно. В конце концов, она просто слишком чувствительная, ей легко внушить самой себе, что творится что-то неладное и пора бы об этом забеспокоиться, – если она правильно помнила, подобный склад ума назывался психастеническим. Да и было бы о чем волноваться – день-другой, и сон придет в норму. Ну, может, чуть позже… Человек предполагает, а Бог располагает.

– Ядвига Фалькенберг о тебе спрашивала, – заметил Генри, – и, по-моему, довольно-таки многозначительно. Найди время с ней повидаться, хорошо? Я не могу игнорировать такие сигналы, когда от ее мужа в моем деле зависит так много. Они могут быть чертовски чувствительными, эти иностранцы.

Маргарет более-менее согласилась с ним и решила не перечить. Ей даже не пришлось бы возиться с ужасным шведским телефоном, как дома, – всего-то и нужно, что подняться по плоскому хребту над городом примерно полумилю до дома Фалькенбергов. Посетители, казалось, были там не только желанными гостями в любое время, но и просто желанными. Прогулка пошла бы ей на пользу. Даже постоянный дождь мог оказать на нее ободряющее или усыпляющее воздействие – на войне все средства хороши. Но по итогу Маргарет так никуда и не вышла. Когда Генри вернулся в тот вечер, ей даже не пришлось оправдываться.

– Все улажено, Молли, – воскликнул он почти восторженно. – Слава богу, завтра мы сможем вернуться домой!