Темные тайны

Я направилась к этому объекту, из которого, усиленные эхом, доносились звуки, – Раннер двигался там, словно гигантский жук в стальном барабане. Голосом школьного учителя, читающего нотации нерадивому ученику, он громким шепотом говорил себе: «Что ж, мистер Умник, следовало бы подумать об этом раньше», и металлическая емкость транслировала его слова в небо, которое уже успело приобрести траурный фиолетовый цвет. «Да, Раннер, да, старик, а сейчас ты, пожалуй, справился», – продолжал его голос. Борт чана возвышался метра на три, в одном месте сбоку к нему была приварена лестница. Я начала подниматься наверх, выкрикивая имя отца.

– Раннер, это я, Либби, твоя дочь! – От ржавчины зачесались руки.

Снизу донеслись булькающие звуки. Я преодолела еще несколько металлических перекладин, ведущих вверх, и заглянула внутрь. Перегнувшись пополам, Раннер тужился, как при рвоте, и наконец из него вывалилась круглая фиолетовая масса. После этого он улегся на грязное пляжное полотенце, сдвинув бейсболку набок, и закивал, будто кто-то где-то хорошо справился с заданием. Вокруг него, как свечи, горели с полдюжины фонариков, освещавших его испещренное глубокими морщинами смуглое лицо и кучу старого хлама: жарочный шкафчик с дырками вместо переключателей, оловянный котелок, несколько наручных часов и золотых цепочек и мини-холодильник, никуда не подключенный. Раннер лежал на спине в расслабленной позе загорающего на пляже отпускника, рядом стояла измятая коробка с пивом, куда помещаются двенадцать банок. Я снова выкрикнула его имя, он посмотрел наверх, а когда меня увидел, подался носом вперед, как злая гончая. Это был один из моих жестов.

– Чё те нада! – огрызнулся он. – Сказал же, сегодня никаких делов!

– Раннер, это я, Либби, твоя дочь.

Он приподнялся на локтях, завернул бейсболку козырьком назад, рукавом отер со щеки дорожку подсыхающей слюны.

– Либби? – оскалился он. – Крошка Ли-иб-би-и! Спускайся, солнышко, поздоровайся с папочкой.

Он с трудом поднялся и теперь стоял в самом центре своего чана, голос звучал глубоко и напевно, отражаясь от стен, а свет фонариков придавал его лицу невероятно счастливое выражение любителя посидеть у костра. Я нерешительно топталась на лестнице, которая закруглялась на вершине, перетекала внутрь и там же сверху заканчивалась.

– Спускайся-спускайся, Либби, в новый папин дом!

Он поднял ко мне обе руки. Прыгать туда было не опасно, но я никак не могла решиться.

– Давай же! Спускайся ты с небес, Христос на костылях! Столько сюда перлась, а совсем рядом очканула? – рявкнул Раннер.

При этих словах я решительно перекинула ноги через край чана и села, как испуганный пловец. После очередного «ах ты, господи!» из уст Раннера я стала неуклюже спускаться. Раннер всегда обзывал своих детей плаксами и трусами – он был скор на словесную расправу. Я по-настоящему узнала его только летом, которое он провел у нас, но что за ужасное время это было для меня! Со мной его злые подначки всегда достигали цели, и я в конце концов сигала вниз с ветки какого-нибудь дерева, с сеновала, а то и в воду, хотя не умела плавать. После этих подвигов я чувствовала не торжество, а злобу и раздражение. И вот теперь спускаюсь в ржавый чан. Когда руки начали дрожать, а ноги перестали слушаться, Раннер схватил меня за талию, отлепил от стены и принялся ретиво кружиться со мной на руках. – Я сучила в воздухе короткими ножками, словно мне снова было семь лет, изо всех сил пытаясь достать до пола, но это еще больше раззадоривало Раннера, он еще крепче ухватил меня где-то под грудью так, что я чувствовала себя тряпичной куклой.

– Перестань, Раннер, хватит. Отпусти!

Мы сбили два фонарика, и они покатились, разбрызгивая лучи света. Как те, которые преследовали меня в ту ночь.

– Скажи волшебное слово, тогда отпущу, – глупо хихикал Раннер.

– Отпусти!

Он принялся трясти меня еще сильнее. Грудь подпрыгивала, доставая до плеч, ударяясь о шею, подмышки болели от его железной хватки.

– А слово волшебное?

– Пожалуйста! – крикнула я и зажмурилась от негодования.

Раннер разжал руки, и я полетела вперед, как с качелей, на долю секунды почувствовав невесомость. Я приземлилась на обе ноги, но по инерции сделала еще три больших шага и ударилась о стену чана – он отозвался громоподобным металлическим гулом. Я потерла ушибленное плечо.

– Ну не обидно ли! Мои дети всегда были слабаками, – посетовал Раннер, переводя дыхание и уперев обе руки в колени, потом запрокинул голову и громко скрипнул шеей. – Подай-ка мне, доченька, пивко.

Вот таким он всегда и был – сначала ведет себя как идиот, потом перестает идиотничать и делает вид, будто ничего плохого он тебе не сделал. Я сложила руки на груди и даже не шелохнулась.

– Черт подери, Дебби, или как там тебя… Либби, что ты мне тут изображаешь феминистку! Окажи услугу родному отцу!

– А ты в курсе, Раннер, почему я здесь?

– Не-а!