Темные тайны

– Не переживай, – сказала она, – Кристал все знает. Я ей рассказываю абсолютно все. Мы с ней лучшие подруги.

Кристал закивала:

– У меня даже есть альбом, где наклеены фотографии всех вас. Я их выреза́ла из газет и журналов. Почти как настоящий семейный альбом. Мне всегда очень хотелось познакомиться с вами лично. Как мне вас называть – тетя Либби? Странное обращение. Очень странное.

Я не знала, что сказать. Просто почувствовала облегчение: значит, Дэи не вымирают. Даже наоборот, процветают, если посмотреть на эту симпатичную стройную девушку, внешне очень похожую на меня, но с полным набором пальцев и на руках, и на ногах и без моих кошмаров в голове. Хотелось узнать о ней как можно больше, каждую мелочь. Не такое ли же у нее слабое зрение, как у Мишель? Нет ли аллергии на клубнику, как у моей мамы? Может быть, комары ее любят так же, как Дебби, – сестру они прямо заживо поедали, а однажды от нее все лето пахло средством от комаров. Мой ли у нее вспыльчивый характер, или она унаследовала сдержанность и отстраненность Бена? Манипулирует ли она людьми так же легко, как Раннер, чуждо ли ей, как и ему, раскаяние? Какая она, какая? Хорошо бы, чтобы она даже в самых незначительных мелочах оказалась похожа на Дэев – это напомнит мне, какими были мы.

– Я и книжку вашу читала, – добавила Кристал. – Отличная книга. Мне очень хотелось хоть кому-нибудь рассказать, что я вас знаю, – я очень вами гордилась.

Ее голос переливался, как флейта, как будто ей все время приходилось сдерживаться, чтобы не рассмеяться.

– Спасибо, конечно.

– Либби, что с тобой? – спросила Диондра.

– Просто… никак не могу понять, зачем столько лет держать в тайне свое существование? Почему ты до сих пор заставляешь Бена божиться, что он тебя не знает? Насколько я понимаю, он никогда не видел собственную дочь?

Кристал замотала головой:

– Конечно, я бы очень хотела его увидеть. Он для меня герой. Он все эти годы защищает маму.

– Либби, мы очень надеемся, что ты сохранишь нашу тайну, – сказала Диондра. – Очень надеемся. Я не хочу рисковать, ведь могут решить, что я сообщница. Не могу. Ради Кристал.

– Мне кажется, нет необходимости в том, чтобы…

– Пожалуйста! – сказала Кристал просто, но очень настойчиво. – Пожалуйста. Честное слово, я не вынесу, если придется каждую минуту ждать, что у меня отнимут маму. Она ведь моя лучшая подруга.

Значит, они обе так думают? Я сделала большие глаза, но увидела, что Кристал вот-вот расплачется. Она действительно страшно боится той перспективы, которую нарисовала Диондра: мстительные злобные копы врываются в дом и забирают ее мамочку. Конечно, Диондра ее лучшая подруга. Все эти годы они живут в коконе на двоих, окруженные своей тайной. Поневоле приходится хранить эту тайну. Ради мамочки.

– Значит, ты сбежала, так ничего и не сказав родителям?

– Я убежала как раз в тот момент, когда стал заметен живот. У меня не родители были, а настоящие маньяки. Я безо всякого сожаления с ними рассталась. Ребенок был нашей тайной – Бена и моей.

Как странно – тайна в доме Дэев? Значит, Мишель все-таки проворонила такую сенсацию!

– Чему вы улыбаетесь? – спросила Кристал, тоже слегка улыбаясь.

– Да вот думаю, как бы моей сестре Мишель захотелось приобщиться к такой новости. Она обожала сенсации.

На лице у обеих появилось такое выражение, будто я влепила им по пощечине.

– Простите, я не хотела свести все к шутке, – извинилась я.

– Нет, что ты, не переживай, – возразила Диондра.

В замешательстве мы переглядывались, двигали руками и ногами, перебирали пальцами. Наконец Диондра нарушила молчание:

– Либби, хочешь остаться на обед?

Мы ели слегка пересоленное тушеное мясо, которое я глотала с трудом, и выпили очень много розового вина из ящика, казавшегося бездонным. Вино мы не смаковали, а поглощали. Выпивали бокал и наливали снова. Моего склада женщины! И болтали о пустяках, я вспоминала разные случаи из жизни Бена, а Кристал задавала вопросы, которые меня смущали, потому что я не могла на них ответить. Какую музыку он любит, классическую или рок? Много ли читает? Нет ли у него диабета, потому что у нее низкий сахар. А бабушка Пэтти? Какая она была?

– Я хочу все узнать о них как о людях, а не как о жертвах, – произнесла она торжественно.