Темные тайны

Бен открыл дверь в темную гостиную и с облегчением вздохнул: дома! Как капитан дальнего плавания, вернувшийся из многомесячного морского похода. Он чуть не закрыл дверь прямо перед носом Диондры (не поймаешь, не поймаешь!), но почему-то дал ей войти. Почему? Просто побоялся того, что может произойти, если он ее не впустит. Слава богу, они хотя бы Трея не взяли с собой. Очень не хотелось, чтобы он разгуливал по дому и отпускал идиотские шуточки о том, за что Бену и без него неудобно и стыдно.

Все уже спали, дом как будто мерно дышал в унисон со спящими: вдох-выдох, вдох-выдох. Хотелось разбудить маму. Или пусть бы она вдруг показалась в коридоре с заспанными глазами в одном из своих ночных коконов и спросила, ну где же он пропадал все это время, что в него вселилось?

Дьявол, мама. Дьявол в меня вселился.

Никуда он с Диондрой ехать не хочет, но она следует за ним по пятам, выпучив глаза и распространяя вокруг себя горячие волны ярости и злобы: поторапливайся, давай-давай, живее! Он начал неспешно и бесшумно открывать шкафы и смотреть, куда мама могла припрятать заначку. В первом шкафу он обнаружил коробку со старыми пшеничными хлопьями, открыл ее и всыпал себе в рот, сколько смог. Хлопья прилипали к губам и горлу, он немного закашлялся, потом запустил в коробку руку, захватил целую горсть и принялся судорожно запихивать в рот. Обнаружил в холодильнике пластиковый контейнер с зеленым горошком и порезанной кубиками морковью со слоем замерзшего масла сверху, сунул туда ложку, приложился губами к емкости и ложкой, как лопатой, начал закидывать овощи в рот, роняя горошек на пол.

– Ну что ты там копаешься! – шипела Диондра.

На нем по-прежнему было ее фиолетовое спортивное трико; на ней – симпатичные новые джинсы, красный свитер и черные туфли на манер мужских, в которых ей нравится щеголять, – беда лишь в том, что у нее такой большой размер ноги, что туфли-то действительно мужские. Она не любит это признавать. Она нетерпеливо постукивала по полу одной ногой: давай-давай, быстрей-быстрей!

– Пошли ко мне в комнату, – сказал он. – Там у меня точно есть деньги. И подарок для тебя. – При этих словах лицо Диондры просветлело: даже сейчас, когда глаза у нее залиты алкоголем и наркотой, ее можно отвлечь разговорами о подарке.

Замок на двери был сломан, он сначала разозлился, потом забеспокоился: мать или полиция? Искать там, правда, нечего, но все равно неприятно. Он вошел в комнату, включил свет, Диондра закрыла за ним дверь, устроилась на кровати и начала говорить. Говорила, говорила без умолку, но он не слушал; потом заплакала, и он перестал складывать вещи и прилег рядом. Погладил по голове, по животу, стараясь ее успокоить, тихонько произносил какие-то утешительные глупости, говорил, как замечательно они заживут, и еще какие-то лживые слова. Прошло не менее получаса, прежде чем она успокоилась. Ха – а она ему говорила поторапливаться! Все как всегда – классика жанра.

Он продолжил собирать вещи и взглянул на часы: надо спешить, если они действительно хотят отсюда убраться. Дверь скрипнула и чуть приоткрылась, но он не потрудился ее закрыть – пусть еще шире откроется: опасность заставляла двигаться быстрее. Он бросал в спортивную сумку джинсы и свитера, тетрадку, куда записывал девчачьи имена, чтобы выбрать имя для дочери. Он по-прежнему считал, что лучшее сочетание – Крисси Дэй. Крисси Патрисия Дэй или в честь Дианы – Крисси Диана Дэй. Очень здорово, потому что в таком случае друзья смогут называть ее Ди-Дэй – клево. Но с Диондрой придется из-за этого повоевать – она считает все его варианты чересчур простыми, предлагая что-то вроде Амброзии, Каллиопы или Найтингейл.

С сумкой через плечо он залез в ящик письменного стола и извлек оттуда припрятанные деньги. Он все время откладывал то по пять, то по десять центов и убедил себя, что у него сейчас сотни три баксов, может, даже четыре, но сейчас увидел, что там и сотни не набирается. Он запихнул их в карман, встал на четвереньки, чтобы достать из-под кровати еще один пакет, но там зияла пустота. Пакет с вещами для дочери исчез.

– Где мой подарок? – спросила Диондра.

Она лежала на спине, и звук получился низким, некрасивым; живот торчал вверх, как средний палец в неприличном жесте.

Бен поднял голову и посмотрел на нее: размазавшаяся помада и потекшая тушь – вылитый монстр.

– Не могу найти.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Кажется, здесь кто-то был.

В свете одинокой лампочки они смотрели друг на друга, не зная, что делать дальше.

– Думаешь, одна из твоих сестер?

– Может быть. Мишель вечно здесь что-то вынюхивает. К тому же у меня гораздо меньше денег, чем я думал.

Диондра села и обхватила руками живот – она никогда не делала это с любовью, как будущая мать. Она держала его как груз, который он по глупости предложил ей нести.

– Ты, блин, отец ребенка, – сказала она, живот сейчас смотрел прямо на него, – так что соображай, что делать, придумывай что-нибудь. Залетела я от тебя, тебе и расхлебывать. Почти семь месяцев – ребенок может родиться в любую минуту, а ты…