Темные тайны

Хосе ничего не сказал, Трей оставил ему сдачу бакса на три, не меньше. Весь остальной путь к Диондре Бен не переставал об этом думать. О том, что больше всего в этом мире людей таких, как Трей, которые легко расстаются с тремя долларами. И как Диондра. Однажды в конце сентября ей пришлось остаться с двумя детишками не то родной, не то двоюродной тетки; стояла жара, и они с Беном отвезли их в аквапарк недалеко от границы с Небраской. Диондра сидела за рулем «мустанга» своей матери (ей тогда до чертиков надоела собственная машина). – Заднее сиденье было завалено взятыми с собой предметами, приобретать которые Бену и в голову бы не пришло: там были три вида крема то ли для, то ли против загара, пляжные полотенца, бутылки с прыскалками, надувные матрацы и круги, пляжные мячи, пластиковые ведерки. Детишки были маленькие, лет шести-семи, их втиснули на заднее сиденье между всей этой фигней, и при малейшем их движении матрацы издавали пукающие звуки, а где-то на подъезде к Лебанону дети со смехом пробрались к окошку – матрацы заскрипели еще активнее, будто в бешеном акте пластмассового спаривания достигли оргазма. Бен оглянулся и понял, что́ так веселит ребятишек. Из всех щелей и складок на полу они сгребали сдачу, которую после посещения магазинов всегда разбрасывает Диондра, швыряли из открытого окна и смотрели, как монетки искрами осыпаются за машиной. Это были уже не центы, а четвертаки – монеты в двадцать пять центов.

Получается, разница между людьми вовсе не в том, что одни обожают собак, другие – кошек, одни готовы не отрываясь смотреть детективные сериалы, другие – вестерны, а в том, имеют ли для них значение двадцатипятицентовые монеты. Для него четыре такие монетки означают доллар. Аккуратная горка – обед. Мелочь, которую эти маленькие говнюки выбросили в тот день из окна автомобиля, для него составила бы половину стоимости новых джинсов. Он все время просил детей прекратить хулиганить, говорил, что так вести себя опасно, противозаконно, что их всех сейчас оштрафуют, просил сидеть спокойно и не вертеться во время движения. Но они только смеялись, а Диондра зло бросила через плечо: «Из-за вас Бен не получит сегодня недельное содержание». И он понял, что разоблачен. Он-то полагал, что все шито-крыто, но Диондра, оказывается, в курсе, что он собирает за ней монетки. Он тогда почувствовал себя девочкой, у которой ветер задрал подол платья. И что же можно сказать о девчонке, которая знает, что ее парень рыщет у нее в машине в поисках мелочи, но не подает вида? Что она поступает хорошо? Или отвратительно?

На огромной скорости они подкатили к дому Диондры – гигантской бежевого цвета коробке, окруженной сеткой-рабицей, чтобы питбули ненароком не загрызли почтальона. У Диондры было три таких пса, один – белая груда сплошных мышц с огромными яйцами и бешеными глазами. Бену он не нравился больше всех. Когда родители отсутствовали, она разрешала им бегать по дому, они запрыгивали на столы и гадили на полу, где придется. Диондра за ними не убирала – она поливала изгаженный ковер освежителем воздуха. Когда-то красивого голубого цвета, ковер в гостиной превратился в минное поле, утыканное собачьим дерьмом, а его нынешний цвет Диондра называла фиолет с налетом. Бен старался никак на это не реагировать. Его это не касается, о чем она, кстати, неоднократно ему напоминала.

Стоял мороз, но дверь черного хода была нараспашку, и собаки то вбегали в дом, то на бешеной скорости снова выскакивали на улицу, как в детской считалке: один, второй – и вот их трое. Лихая тройка нареза́ла десяток кругов по двору, а потом снова пулей неслась в дом, на бегу повизгивая и покусывая друг друга.

– До чего же я ненавижу этих мерзких псов, – вздохнул Трей и нажал на тормоз.

– Она им все позволяет.

Собаки разразились истошным лаем и, пока Бен и Трей шли к главному входу в дом, с маниакальным упорством бежали за ними вдоль забора, ни на секунду не затыкаясь и время от времени просовывая морды в дырки в заборе.