Трей снова начал ржать, но Диондра на этот раз его не поддержала, поэтому он уже молча ретировался к холодильнику и извлек оттуда еще одно пиво. Он так и не надел новую рубаху, кажется, ему очень нравилось ходить с обнаженным торсом: везде у него бугрились мускулы, на груди в окружении черной поросли темнели соски размером с пятидесятицентовые монеты, от пупка вниз сбегала, исчезая под джинсами, дорожка коротеньких волосков – Бену такую иметь не суждено. Бену, светлокожему, узкокостному и рыжеволосому, так не выглядеть никогда – ни через пять лет, ни через десять. Он посмотрел на Трея, решив, что сейчас выдержит его взгляд, но понимал, что это неудачная затея.
– Ну же, Бен, не дуйся! Давай не будем ссориться, – сказала Диондра и потащила его к себе на диван. – После тех гадостей, которые я о тебе сегодня наслушалась, злиться и обижаться должен не ты, а я.
– Да? Что все это значит? Опять ты говоришь загадками. У меня сегодня был тяжелый день, просто отвратительный. И настроение у меня хреновое.
Вечно она так: сначала доведет до белого каления подначками и насмешками, а потом – раз! – и: «Ну чего ты сердишься!»
– Ну-у-у, – зашептала она ему в ухо. – Зачем нам ссориться! Мы же вместе, мы рядом. Пойдем в спальню и все уладим.
Она дышала пивом, а пальцы с длинными ногтями задержались у него между ног. Он возбудился.
– Но здесь же Трей.
– Ну и что! Ему по фигу, – сказала она, а потом громче: – Трей, посмотришь какой-нибудь фильмец без нас?
Трей издал мычание, даже не глянув в их сторону, с размаху плюхнулся на диван, выплеснув фонтан пива.
Настроение у Бена было мерзкое, что Диондру в нем, кажется, вполне устраивало. Захотелось отыметь ее так, чтобы она взвыла, поэтому, когда они закрыли за собой дверь (тонкую фанерную дверь, через которую все слышно, – ну и плевать!), Бен попытался ее схватить, но она обернулась и широким резким взмахом провела ногтями по лицу, сильно, до крови.
– Какого черта, Диондра!
У него на лице теперь еще одна рана, но он не возражал. Эти его пухлые детские щеки заслуживают того, чтобы их исполосовать. Диондра отступила на секунду, приоткрыв рот, а потом рванула его на себя, и они оба свалились на кровать, как две ожившие мягкие игрушки, готовые друг друга уничтожить. – Она снова полоснула его ногтями, на этот раз по шее, он озверел (как говорится, так, что в глазах потемнело), она помогла ему высвободиться из штанов, сдирая их с него как обгоревшую на солнце кожу, член выпрыгнул и, как всегда, встал металлическим стержнем. Он сорвал с нее свитер – обнажилась огромная голубовато-молочная грудь, – а потом и трусы, и остановился, уставившись на живот. Она тут же развернулась к нему спиной, показала, куда вводить в этом положении, и завопила: «И это все?! Все, что у тебя для меня есть?! Давай же еще! Сильнее, сильнее!» Он задвигался быстро и методично, до боли в яичках, до ослепления, а когда все было кончено, повалился навзничь, думая, что вот сейчас откажет сердце. Он судорожно хватал ртом воздух, одновременно пытаясь справиться с депрессией, которая всегда наваливалась на него после секса: «Вот и все? А дальше-то что?»
У него на счету двадцать два траха – он вел учет, – и все с Диондрой. Если верить телику, то мужчины после этого мирно засыпают. Он не заснул ни разу. Наоборот, становился возбужденным, как после чрезмерной дозы кофеина, и злобным. А разве секс не должен остужать пыл, умиротворять, снимать напряг? Что ж, сам процесс был хорош, момент оргазма – тоже, но потом минут десять хотелось плакать. Он мысленно задавал себе вопрос: и это все? Величайшее чудо на свете, ради которого мужики друг друга убивают, заканчивается в течение нескольких минут, оставляя страшную пустоту внутри! Он не понимал, нравится ли это Диондре, кончает она или нет. Она стонала и кричала, но никогда после этого не выглядела счастливой. Сейчас она лежала рядом, не касаясь его, с возвышающимся над ней холмиком животом, и, казалось, вообще не дышала.
– Сегодня в торговом центре я столкнулась с девчонками, – заговорила она. – Говорят, ты в школе трахаешь девочек из начальной школы. Им лет по десять, что ли.
– Что за ерунду ты болтаешь? – сказал Бен, еще не полностью отрешившись от грустных мыслей.
– Ты знаком с малышкой по имени Крисси Кейтс?
Бен едва подавил желание сорваться с места. Он завел одну руку за голову, потом снова вытянул вдоль тела, потом положил на грудь.
– Ну… знаю. Она занимается в кружке рисования, а я им помогаю после занятий.
– Ты не рассказывал мне ни о каком таком кружке.
– Да не о чем здесь рассказывать. Это и было-то всего несколько раз.
– Несколько раз было что?
– На занятиях я у них был. Я там детишкам помогал. Меня об этом попросила одна из моих прежних учительниц.
– Говорят, тобой интересуется полиция. Потому что с этими девочками, которым лет почти столько же, сколько твоим сестрам, ты вытворяешь что-то ужасное. Хватаешь их за интимные места. Тебя называют извращенцем.