Темные тайны

Конечно, ему известно, что у беременных часто случаются перепады настроения, но в остальном она вела себя совсем не как беременная. По-прежнему курила и пила, чего во время беременности делать нельзя, но она заявляла, что от этого отказываются только зацикленные на своем здоровье идиотки. И планов никаких не строила. Она вообще мало что говорила о том, что они будут делать, когда она родится. Диондра так и не пошла к врачу, но не сомневалась, что будет девочка, потому что в первый месяц ее мучил ужасный токсикоз, а это бывает только с девочками. Она с уверенностью говорила о девочке, которая из нее выйдет, но более ни о чем, что было бы как-то связано с будущим. Он сначала даже предположил, что она сделает аборт, и однажды сказал, если ты родишь, вместо когда, отчего она совершенно слетела с катушек, – он больше ни за что на свете не хочет повторения той сцены. Она непредсказуема и в своем самом спокойном состоянии – а тут на его глазах развернулась самая настоящая природная катастрофа: она царапалась, кричала, налетала на него с кулаками, вопя, что никто никогда в жизни не говорил ей ничего ужаснее, это же и твоя плоть и кровь, что ты такое несешь, ты, говнюк и мразь?!

Ни о каком другом будущем речь не велась, да и не могут они строить планы, потому что отец буквально ее убьет, если узнает, что она забеременела, не выйдя замуж. Убьет уже за то, что она вообще спит с парнем, не будучи замужем. У ее родителей одно-единственное условие: дотронуться до себя она сможет позволить только мужу. Когда ей исполнилось шестнадцать, отец подарил ей совершенно особенное кольцо – золотое, похожее на те, которые дарят по случаю помолвки, с огромным красным камнем. Она носила его на пальце, где носят обручальные кольца, и для отца это означало, что и ему и себе она дает зарок до замужества оставаться девственницей. Этот идиотизм выводил Бена из себя – очень уж это было похоже на то, что человек замужем за собственным отцом. Но Диондра говорила, что это скорее нечто вроде способа контроля для папиного спокойствия. Он взял с нее одно-единственное обещание, он на нем настаивал, и – черт возьми! – лучше уж сохранять видимость. От этого у него легче на душе – и на несколько месяцев подряд он может оставлять ее исключительно под присмотром собак. Только в этом он и видит свой отцовский долг: пусть дочь пьет, пусть балуется наркотиками, зато она девственница, поэтому меня не могут считать неудачником, хоть я и произвожу такое впечатление.

Она произносила это сквозь слезы и обычно незадолго до той стадии, когда вырубалась. Папа всегда говорит: если узнает, что она нарушила обещание, за волосы выволочет ее из дома и пристрелит. Так и будет, ведь он воевал во Вьетнаме, вот она ничего и не планирует. Поэтому Бен сам составил список того, что может понадобиться, и как раз накануне Рождества на барахолке в Делфосе купил кое-что, пусть и не новое, зато по дешевке. Было ужасно неудобно рассматривать вещи, поэтому он приобрел у женщины весь ассортимент за восемь долларов. В свертке оказалось нижнее белье для маленькой девочки от годика и старше, целая куча ношеных штанишек (женщина все время называла их рейтузиками) – вот и славно, потому что малышам совершенно точно необходимо нижнее белье. Он сложил покупки у себя под кроватью, порадовавшись, что может закрывать комнату на замок, потому что иначе сестры, обнаружив запасы, умыкнут все, что им подойдет. Но все равно он, наверное, мало думает о будущем ребенке. Впрочем, Диондра, кажется, думает и того меньше.

– Нам нужно отсюда уехать, – вдруг совершенно неожиданно подала она голос. Волосы по-прежнему прикрывали часть ее лица, в животе под рукой Бена, словно по проложенным тоннелям, туда-сюда сновал ребенок. Она слегка повернулась к Бену, на его руке лениво развалилась правая грудь. – Я больше не могу это скрывать. В любой момент вернутся родители. Ты уверен, что Мишель не догадывается?

Однажды Диондра прислала ему записку о том, как сильно она его хочет даже сейчас, а везде сующая свой любопытный нос Мишель ее нашла, когда шарила у него по карманам. Маленькая паршивка потом его шантажировала: десять долларов за то, что она не скажет маме. Когда Бен рассказал об этом Диондре, та рассвирепела. «Эта дрянь в любую минуту может на нас настучать – считаешь, это нормально? Это на твоей совести, Бен. Все из-за тебя». Диондра не могла избавиться от страха, что по этим двум словам «даже сейчас» Мишель каким-то образом догадается, что она беременна, и их разоблачат из-за, блин, малолетки, как вам это нравится!»

– Нет, она больше об этом не заговаривала.