Еще в начальной школе психотерапевты пытались направить мою злобность и агрессию в конструктивное русло, поэтому я резала тяжелую дешевую ткань, которую Диана покупала рулонами. Я кромсала тряпку старыми садовыми ножницами, приговаривая: «Ненавижуненавижуненавижуненавижу». Ткань урчала под лезвием, большой палец краснел и раздувался, а плечи болели от напряжения – режешь, режешь, режешь… наконец желанный финиш: свобода, занавес раскрылся. А дальше-то что? Сейчас я себя чувствовала так же: я что-то резала, ткань закончилась – и я снова совершенно одна в убогом домике – без работы, без семьи, держу в руках два конца разрезанной материи и не знаю, что делать дальше.
Бен лжет, и это невозможно отрицать. Но лгать из-за какой-то глупой девчонки из школы? Мысли носились, как птицы, случайно залетевшие на чердак. Вдруг он все-таки не врет и записка от Диондры предназначалась не ему, а была всего-навсего частью того, что наполняет жизнь школьников помимо уроков. Мишель могла вытащить ее из мусорной корзины, после того как ее туда бросил какой-нибудь старшеклассник: для маленькой шантажистки это весьма полезный мусор.
Или все-таки Бен был с Диондрой знаком, любил ее и пытался сохранить это в тайне, потому что ее нет в живых?
Вдруг она стала частью его жертвоприношения Сатане и он убил ее в ту же ночь? Закопал где-нибудь на необъятных просторах сельскохозяйственных угодий штата Канзас. Снова вернулись мысли о том Бене, который наводил на меня ужас, я представила костер, льющееся рекой спиртное, Диондру из школьного альбома: она смеется и от этого подпрыгивают спиральки кудряшек у нее на голове, она закрывает глаза и… или поет – в огне костра лицо становится оранжевым, – а в это время у нее за спиной Бен, глядя на корону ее волос, медленно поднимает лопату…
Да, но где же тогда остальные из этой компании дьяволопоклонников? Если имелся некий круг бледных юнцов с темными миндалевидными глазами, которые завербовали в свою секту Бена, где они? Куда делись? Я успела изучить каждую мелочь из материалов судебного процесса над Беном. Полиция так и не обнаружила никого, кто вместе с Беном поклонялся Сатане. Все эти нечесаные, баловавшиеся марихуаной дети дьявола из Киннаки в считаные дни после ареста Бена вновь превратились в славных деревенских мальчишек. Повезло ребятам, что и говорить. Два «пристрастившихся к наркотикам» двадцатилетних молодых человека дали в суде показания, что в день убийств Бен появился на одном заброшенном складе. По их словам, он завопил нечеловеческим голосом, когда кто-то сыграл рождественскую песню. Согласно их утверждениям, он им говорил о том, что собирается принести жертву. А еще они сказали, что он ушел с парнем по имени Трей Типано, который, кажется, изуверски убивает скотину и поклоняется дьяволу. Но Типано заявил, что Бена знает плохо, а на время убийств у него имелось алиби: его отец Грег Типано под присягой заявил, что Трей находился с ним дома в Уомииго, а это в шестидесяти милях от Киннаки.
Так, может, Бен сумасшедший одиночка? Или он все-таки не виновен? И снова по чердаку заметались птицы, ударяясь о стены и разбрасывая в разные стороны пух и перья. Кажется, я не один час бестолково просидела на диване, соображая, что теперь делать, когда услышала тяжелую поступь почтальона, поднимавшегося на крыльцо. Мама всегда заставляла нас печь рождественское печенье для нашего почтальона. Но здешний (почтальон или почтальонша) менялся каждые несколько недель – какое уж тут печенье!
В трех конвертах содержались предложения завести кредитные карты, в четвертом лежал счет на имя какого-то Мэтта с улицы, которой и близко в нашей округе нет, а пятый как будто вытащили из груды грязного белья – настолько он был сморщенным и мягким. И побывавшим в употреблении. Чьи-то имя и адрес были замазаны черным маркером, а мои – написаны на оставшемся мятом поле внизу. Миссис Либби Дэй.
Письмо от Раннера.
Я поднялась наверх, села на край кровати, чтобы его прочесть, но потом забилась в небольшое пространство, как я делаю всегда, когда нервничаю. На этот раз я села на пол спиной к стене, втиснувшись между кроватью и прикроватной тумбочкой, и извлекла из замусоленного конверта листочек с пошлыми розочками по краям. Почерк у отца мелкий, какой-то неистовый, буквы остренькие, сотнями паучков неаккуратно разбросанные по странице. И как всегда, куча ошибок.