Темные тайны

Харт – это то, что мне нужно. Мы нужны друг другу.

Когда у нас заканчивается воздух, Харт отстраняется от меня и делает несколько шагов назад. Он моргает, словно пытается вспомнить, кто я такая. Его рот открывается и закрывается, как у рыбы, выброшенной на берег. Харт опускается на облупленную скамью, а я не знаю, как мне поступить, не понимаю, чего он хочет от меня в этот момент. Я сажусь напротив Харта и жду, пока мои сердцебиение и дыхание придут в норму. То правильное чувство быстро ускользает, и пустоту опять заполняет болезненное ощущение потери, но только на сей раз оно иное. Теперь оно больше, глубже. Как будто мы позволили себе что-то хорошее, а потом это резко отняли.

Харт всего в нескольких дюймах от меня, я по-прежнему ощущаю его губы у себя на шее, руки на моем теле. Его дыхание становится прерывистым, и этот приглушенный звук толчками вырывается из горла. Харт роняет голову на руки, и я вижу, что его плечи трясутся. Но слез нет.

Я наблюдаю, как Харт, кирпич за кирпичом, выстраивает стену между нами.

– Ее больше нет, Грейси, – произносит он. – Элора мертва.

Мой желудок сжимается.

– Знаю, Харт, – шепчу я.

– Я облажался. – Его голос резкий, словно прошлись наждаком по ржавой трубе. – Я так ее подвел, должен был заботиться о ней, оберегать. Я должен был находиться там. Я должен был…

Отчаянные рыдания сотрясают тело Харта, он задыхается и ловит ртом воздух, а я, как парализованная, взираю на это.

Я никогда не видела Харта плачущим. Тем более в истерике. Я никогда не видела, чтобы кто-то вот так плакал.

Мне до боли хочется его обнять, утешить, что-то сказать. Но я знаю, что он мне не позволит. Харт не выносит, когда его трогают. Кроме того, невозможно облегчить такую глубокую боль. Постепенно рыдания прекращаются, и плечи Харта перестают трястись. Он глубоко вздыхает, а потом бормочет извинения, но я не понимаю, извиняется ли Харт за то, что утратил самообладание или поцеловал меня.

Вероятно, и за то, и за другое. Поэтому я говорю ему, что все в порядке.

– Идем, – произносит он. Но не смотрит мне в лицо. – Я провожу тебя домой.

Харт берет меня за руку и поднимает со скамьи, потом ставит ногу на нижнюю перекладину приставной лестницы, чтобы удержать лодку в равновесии, опять протягивает мне руку, я ему благодарна, потому что чувствую себя нетрезвой из-за пива и поцелуя.

Я достигаю настила, и Харт поднялся уже наполовину, когда я слышу отвратительный хруст. Лестница ломается под его весом, и он падает слишком быстро, чтобы успеть за что-нибудь ухватиться. Падать не высоко, наверное, фута три-четыре. Но понтон отъехал на расстояние своей короткой цепи, и Харт приземляется одной половиной тела в лодку, другой – в воду.

Не успеваю я и глазом моргнуть, как что-то всплывает из мелководья прямо рядом со старой лодкой. Во все стороны летит грязь и брызги, слышен чей-то низкий и гортанный рев, который узнает любой житель Луизианы.

– Аллигатор!

Этот крик еще не успевает сорваться с моих губ, как я уже слышу клацанье мощных челюстей.

– Господи! – Харт переваливается в лодку и поджимает ноги, а Уилли Нельсон хватает пастью воздух и ржавый металл.

Мое сердце бешено колотится, только не в груди, где ему положено быть, оно будто переместилось в горло.

Уилли снова рычит и пытается достать Харта, а он кричит мне, чтобы я отошла от края дощатого настила и не упала в воду. Харт лежит на палубе и изо всей силы пинает металлический борт лодки, как бы ни был разъярен Уилли Нельсон, эти удары заставляют его отступить обратно в тину. Я провожаю его лучом фонарика и наблюдаю, как он погружается под воду.

– Харт!

– Я в порядке, – отвечает он. – Просто дай мне минутку.

Я опускаюсь на дощатый настил, через несколько секунд Харт вытягивает себя на берег и садится рядом со мной. Он мокрый, перемазанный грязью и тяжело дышит.

– Вероятно, деревяшка сгнила, – говорит он. – Наверное, я до смерти напугал Уилли Нельсона. Когда так на него обрушился. – Он пытается улыбнуться, но у него не очень получается.

Я протягиваю руку и провожу по его груди и рукам, просто, чтобы удостовериться, что Харт цел, но он отстраняется. Харт вытаскивает из кармана рубашки пачку сигарет, но те насквозь мокрые.

– Проклятие, – бормочет он. Потом швыряет испорченную пачку в грязь и встает. – Пошли.

Я следую за Хартом к «Мистической Розе». Мы миновали уже половину пути, когда я оглянулась на реку и увидела, что кто-то рыбачит. Свет фонаря освещает темно-рыжие волосы Кейса, который ловит рыбу на своей залатанной пироге, которую мои друзья в Арканзасе могли бы назвать каноэ. Я слышу, как он насвистывает старую каджунскую мелодию.

Я вздрагиваю, вспомнив о той медальке со святым Себастьяном, спрятанной в моем бельевом ящике. И понимаю, что не сумею долго удержать это в секрете.

Однако я не могу рассказать Харту сегодня, ему и так уже досталось.

Нам требуется еще несколько минут, чтобы добраться до «Мистической Розы», но, когда мы останавливаемся на ступенях крыльца, я бросаю взгляд на пристань.