Темные тропы

– Для всех! – покачал головой Агроном. – Слишком заигрались мы, ребята, в сословия и исключительность, да, девонька моя? Посмотри на неё. На себя. На меня. Чем мы отличаемся? А? Без богатых или простых одежд? А? Без цепей и кольчуг, без посохов и мечей? Да, у меня нет такой богатой груди, как у неё, а у нее нет такого вот змея. Даже червячка нет! Вот и всё! А чем ты, княжич, отличаешься от того акробата? А? Вот! Вот и Тьма не разбирает! Жрёт всех подряд! И ставит в свои ряды всех подряд! Их – Тьма! А мы отгораживаемся друг от друга обычаями и традициями, городим сословия и граничим заблуждения. А должно – всем встать в полный рост! В один строй! Всем до единого!

– Но, – толкнул Агронома Ёшкин Кот, – всем из нас дано по-разному! Почему мы должны расплачиваться по единой ставке?

– Кому многое дано, с того больше и спросится! – потряс Агромом пальцем перед носом Кота. – Кто-то встанет только за себя. И только – с топором своим. А вот ты, Волк! Ты, княжич? Ты за всех людей своей волости встать обязан! Сколько у тебя людей? Тысяча? Десять тысяч? Во столько раз больше ты должен выстрадать!

– Мальчики! Да что вы всё о страдании! – взмолилась Огнянка, гладя себя по прелестям. – Надо насладиться тем, что нам отпущено!

Я просто не узнаю её! Куда делась умница-разумница? Вижу лишь знакомые глаза её матери, когда она, прикусив нижнюю губу, поглощает меня.

– Нет! – резко оттолкнул её Агроном. – Это поведение животного! Я – не тварь дрожащая! Я не буду ждать Тьму! Иду на Тьму! Сам! И всех, кто Тьме потакает – к ногтю! Кто со мной?

Конечно же все! Вскочили, давай орать! Шаль Огнянки была безжалостно разорвана. Агроном и Ёшкин Кот замотали лицо шалью, остальные последовали их примеру, а когда кончился невесомый, воздушный шёлк, стали обматываться другими тряпками, предпочитая красные оттенки. Шаль Огнянки была, естественно, огненного цвета.

– Маскарад! – возвестил Ёшкин Кот, опять закатившись безумным хохотом.

Одевшись наспех, главное – скрыв лица, оттого – совсем осмелев, молодёжь пошла «На Тьму!».

– На Тьму! – кричали они.

А вот я, собирая остатки одежды и вещей моих подопечных, поймал при этом себя на мысли, что на этом празднике молодости я совсем лишний старый маразматик и ворчун. Я не только не возбудился от этой оргии, а лишь утомился и разозлился. И вот, злой на себя, да и вообще – злой, выскочил, невидимый, из мойни – догонять подопечных, да чуть не сбил с ног двух примечательных личностей. Но не сбил, а замер, весь обратившись в одно большое ухо.

Приметил я одного из них ещё на стадии заливания молодых глаз моих подопечных молодым вином. Это ещё когда Горан участвовал. Этот незнакомец явно узнал одного из этой безумной пары отморозков. Ну, это нормально. Возможно, такая же нелепая морда была и у Сируса. Только вот такой смеси радости и ненависти на лице и во взгляде я ещё не видел, потому приметил его. Потом этот мерзотник пропал. И вот – их двое. Причём второй – ещё более примечательный. Своим тёмным оттенком Силы Воздуха и Воды, своей сгнившей душой с метками жертвоприношений.

Настоящий Тёмный! Как те, в логове Волков! И вся эта орущая орава юношей и девушек просто прочесала мимо Тёмного, вопя:

– На Тьму!

В самом центре столицы, в ослепительном сверкании куполов храмов! Под носом у Чистильщиков! Тёмный! И все чешут мимо, будто так и надо!

Как я обрадовался этому мерзотнику! А я-то всю голову сломал, как и чем платить за Лилию? Где и когда добывать накопитель? Новый камень – вот он – стоит! Молвит человеческим голосом:

– Это точно он! Надо немедленно сообщить Совету!

Штык замер в полузамахе. Так их тут целый Совет? А совет – по-любому, это больше чем два урода с прогнившей душой! Определённо, это я удачно зашёл! Повременим с изъятием камня. Давай, мой ходячий камень, веди меня к себе подобным!

Но пара мерзотников следует за моими подопечными, вместе с ними орёт, глушит вино с разгромленных винных лавок.

Толпа молодёжи натыкается на группу очередных фанатиков. Я же говорю, в Мире без оружия только полные безумцы ходят. Эти безумцы толпой ходят. Точнее – отарой. В накидках из грубой мешковины, крашенной самым дешёвым красителем, опоясанные верёвками, смиренные – до тошноты. Овцы. Агнцы божии! И ведь молодые люди рты поразевали, слушая их безумные проповеди. Блин, ну как молодёжи объяснить коротко, да спешно, что не одолеть зло смирением, не усмирить буйного уступками, не утолить алчность подачками!

«Огонёк! – формирую я Зов. – Всю эту муть они несут с одной лишь целью – ослабить вас! Усыпить бдительность, ласковыми заговорами лишить вас воли к борьбе! Не одолеть зло смирением, не усмирить буйного уступками, не утолить алчность подачками! Они всё перевернули с ног на голову, чтобы запутать вас, ломают устои жизни, ломают сам здравый смысл! Это неочевидно, но так они извращают людей, сея Смуту! Я не могу тебе объяснить быстро и кратко, но поверь мне, девочка моя, старому Бродяге, – они опаснее разбойников на дороге! Они отберут не кошель или жизнь, они отберут – разум!»