– Не верь никому. Коварный удар в незащищённое место отравленным клинком – много дешевле и эффективнее. Сколько Волков погибло в мясорубке бунта? Ни одного! А сколько сложило лапки на груди вроде как случайно? Никому не верь. Даже мне. Никому!
– Даже родным? – набычился княжич.
– Никому! Если хочешь быть живым и довести дела до того положения, какое хочешь. Никому! – жёстко отвечаю я.
– Даже матери и сестре? – упрямо твердит Оскал. Потом восклицает: – Да как так жить?
– Да откуда я знаю? – психанул я. – Я что – князь? Знаю, что безоговорочно верить нельзя никому, а вот как жить и чувствовать себя человеком при этом – не знаю! Блин! Нашли советчика! Да я в этом Мире всего…
И я заткнулся. А вот это ему не нужно. Говорю вслух, больше себе, чем юноше:
– Нельзя никому верить. Нельзя показывать своей уязвимости – никому. Если ты слаб – покажи, что ты велик, если силён – пусть думают, что ты – пыль, недостойная внимания. Если ты рядом – покажи, что ты далеко. И – наоборот. То же с твоими слабыми и сильными сторонами. Нельзя быть сильным всюду и всегда. Особенно надо скрывать свои слабости и уязвимости.
– Да, это основы стратегии. Но как-то я не рассматривал их применительно к жизни. – Опять чешет подбородок Оскал.
– Вся жизнь – бой. Всё вокруг – схватка. Если тебе нравится девушка – завоюй её, как крепость, не можешь силой, возьми осадой или хитростью. Привлеки её внимание к себе, но покажи отсутствие своего интереса к ней. Тем заставь её добиваться твоего внимания, думать о тебе. Любовь, постель, семья, хозяйство – всё действует по единым законам. Воинская хитрость – наиболее зримое отражение этих законов. Слушай, князь, эта тема очень обширная, а у меня от вас сейчас голова лопнет! Давай – позже! Этой ночью, к счастью, жизнь не заканчивается.
Он откланивается. Но после его ухода начинаю чувствовать взгляды стражи. Кажется, все не спят, смотрят на меня. Проклятие!
Перепрыгиваю стену нашего подворья, грохот моего приземления и ухода от удара отдачи земли – перекатом, гася инерцию, заглушил вздохи удивления. Встаю, оттрясаю пыль с одежды.
Улица пуста и тиха. Лишь луны освещают туннель стен и спящие окна. Наконец-то!
Прижимаюсь спиной к камню внешней стены дома. Хорошо, камень твёрд и холодно равнодушен. Плохо, что в спину больно упирается какой-то выступ. Камень, из которого сложены стены, обтёсан только с пяти сторон, видимо. Чтобы можно было их в кладку складывать. Внешнюю сторону оставили такой, какая сама собой получилась. Вот такой острый выступ и упирается мне в лопатку.
Достаю штык. Я уже в таком состоянии сознания, что разгонять мозги не надо. Лишь сконцентрироваться. Для контроля глубины деструкции штыка. Смахиваю выступ. Всё одно – неровно. Ещё смахиваю. И ещё. Увлёкся.
Настолько увлёкся, что только когда свет утра лёг на стену, отступил я от неё, стены, понял, что уже утро. «Сегодня» плавно и без разрыва пришло из так и не закончившегося для меня «вчера». А на сегодня я запланировал большое количество мероприятий и действий, разговоров и воздействий. На молодёжь.
Чем ещё мне заниматься? Мне, непонятному существу? Не мертвому, но и не живому, осознающего себя младенцем менее года глубиной памяти, но чувствующего себя старцем, древним, как дерьмо мамонта? Точно знающему, что всё в этом Мире – уже было. И гарантированно уверенному, что весь Мир – свалка отходов жизнедеятельности, все люди – отходы собственной жизнедеятельности, что лучше уже не будет. Никогда. Потому что за дело взялись люди, азартно и страстно стремясь всё кругом переделать под себя, под свою натуру – превратить в выгребную яму отходов жизнедеятельности.
Но! Мне ли вешать нос и отчаиваться? Да, я – «груз двести», но я – самая подвижная его часть! Потому:
Глава 6
Во дворе пахнет дымом. Стража готовит завтрак, Боза затопила печь, тоже к завтраку. Пашка зевает и потягивается так, что трещат суставы, даже – в челюсти. Увидев меня, захлопывается, приложил кулак к сердцу, поклонился, бросился в мойню. Пока я подошёл – уже ждёт меня мокрый, с ведром воды. Утренние обливания. Чтобы взбодриться. Взбодрился. Да так и не надев сорочек, идём в середину двора. Время разминки.
– Я! Я! Меня – погодите! – звонко кричит Пламя. Летит, грохоча ступенями. Не упала бы, запутавшись в подолах.
Встаю, как обычно – лицом к встающему светилу. Так получилось, хотя – непринципиально. Просто косые лучи прямо в глаза – заставляют смеживать веки, а краснота на веках от лучей светила помогает находиться в особом, «разминочном», состоянии души. Когда движения становятся особенно плавными, воздушными, душевными, даря сладкое забвение и иллюзию, что я – в живом, отзывчивом и мягком теле.