Темные удовольствия

— Почему ты активизировался сейчас? Как ты можешь оставаться в Хэйд-Харборе, если это лишь вопрос времени, когда тебя поймают?

Он колебался, глядя в темный угол, погруженный в свои мысли.

— Потому что того, что раньше было достаточно, теперь мало. То, что я чувствовал, когда подсыпал рогипнол в бутылку с водой на лекции, а потом шел за жертвой домой и трахал ее, пока она спит, чтобы оставить ее гадать, приснился ли ей просто кошмар или нет… исчезло. В этом суть зависимости. Твой парень мог бы объяснить тебе это. Ты всегда хочешь большего. — Он наклонился и вдохнул запах моей кожи. — Я никогда раньше никого не убивал.

Прежде чем я успела ответить на это ужасающее заявление, раздался приглушенный звонок в дверь.

Джеффрис нахмурился и посмотрел наверх, а затем встал, засовывая нож обратно за пояс.

— Чертов Осенний фестиваль. Не волнуйся, я скоро вернусь, Ева, и тогда мы сможем начать.

Я сдерживала панику, пока он не скрылся за шаткой деревянной лестницей, а затем судорожно втянула воздух. У меня началась гипервентиляция. Мне нужно было успокоиться, иначе я потеряю сознание. Я втянула в легкие затхлый воздух подвала. Мне хотелось плакать, но не только из-за ситуации. Это была цепь откровений, разворачивающихся в моей голове.

Всю свою жизнь я стремилась примкнуть к кому-то, считая, что моей собственной жизни недостаточно. Каким глупым это казалось сейчас, когда я столкнулась с реальной возможностью никогда не покинуть этот подвал. Никто меня не искал. Мама думала, что я останусь у Лили. Лили думала, что я работаю, а потом поеду домой к маме. У меня не было четких планов на вечер. Я совершила все самые очевидные ошибки, от которых предостерегали студенток листовки, расклеенные по всему кампусу.

Моей жизни всегда было достаточно. У меня были мама и Ашер, Лили и ее семья. У меня были Ледяные Боги, в некотором смысле, и Беккет. Мужчина, которому я принадлежала.

Все было бы иначе, если бы я прекратила это бессмысленное перетягивание каната между нами и просто пошла внутрь, чтобы дождаться его. Я позволила мелкой злости встать на пути того, что чувствовалось правильным. Он назвал меня золотоискательницей. Ну и что? За эти годы я называла его гораздо хуже. Я знала, что я не такая — и Беккет признал, что тоже не считал меня такой, — и только это имело значение.

Меня любили. У меня было свое место, которому я принадлежала, просто я была слишком слепа, чтобы понять это. Но теперь я понимала. Действительно понимала.

Если бы у меня только был шанс лично рассказать Беккету о том, что я поняла о себе, ничто не смогло бы меня остановить.

Но сначала мне нужно было выбраться отсюда, прежде, чем не стало слишком поздно.

* * *

Спустя несколько минут Джеффрис спустился по лестнице. Ему не потребовалось много времени, чтобы избавиться от гостей Осеннего фестиваля. Большинство семей с маленькими детьми использовали местный праздник как мини-Хэллоуин и ходили с детьми по домам. Единственное отличие заключалось в том, что угощения готовили на тему урожая, например, карамельные яблоки или карамелизированный попкорн. Я понятия не имела, что Джеффрис раздавал семьям.

— Этот гребаный город с его милыми традициями и избалованным превосходством среднего класса. Я, блядь, терпеть его не могу. Тупые идиоты понятия не имеют, кто на самом деле дергает за ниточки в этой снобистской чертовой дыре.

— О чем ты говоришь?

Джеффрис дернул головой в мою сторону, казалось, забыв о моем присутствии. Этот мужчина любил читать лекции. Может быть, если я правильно все разыграю, то смогу уговорить его рассказать мне об истории Хэйд-Харбора и выиграю время. Попробовать стоило. Ублюдок обожал звук собственного голоса.

— Настоящая власть в Хэйд-Харборе — это не богатые придурки вроде Сорена Андерсона. Моя родословная восходит к основателям. Мы не одинаковые. Ты все равно не поймешь. In tenebris prosperamus¹⁶.

Латинская фраза засела у меня в голове как заноза, вызывая любопытство, хотя прямо сейчас у меня не было времени думать об этом. Нужно было отвлечь Джеффриса.

— А ты испытай меня, — запротестовала я.

Губы Джеффриса растянулись в широкой ухмылке.

— О, я так и планирую. Почему бы нам не начать?

Он снова вытащил нож из-за пояса, и вопросы, которыми я пыталась отвлечь его, замерли у меня на губах.

Джеффрис приблизился с ножом и провел им по моей щеке. Его глаза метнулись к моим. Он хотел увидеть мой ужас. Я же, напротив, была полна решимости не показывать ему ни капли страха. Я собиралась испортить его больное веселье всеми силами.

Он провел лезвием по моему горлу, ключицам и вниз по груди, пока не добрался до верхней пуговицы моей униформы официантки. Милое платье в стиле пинап 1950-х годов, у которого все еще были настоящие пуговицы. Он подсунул нож под первую и отрезал ее. Пуговица звякнула где-то в темноте.

— Одна есть… — тихо сказал Джеффрис.