Темные ущелья

Рингил кивнул, как будто понимая, о чем речь. На самом деле его никогда не тошнило в бою – обучился выдержке задолго до того, еще подростком бегая с бандами из портовых трущоб, вроде «Невест Ила» и «Парней-из-Подвала», а позже – с более методичными отрядами воров и громил Миляги. Если его желудок и сохранил остатки чувствительности, ее добили казнь Джелима Даснела и коллективная жестокость военной академии Трелейна.

По сравнению со всем этим настоящая война, когда она пришла, казалась почти чистой.

– Ну вот. – Клитрен отпил из бутылки. Кубок он держал в левой руке, но, похоже, забыл про него. Наемник выпрямился, чтобы глотнуть воздуха, и слегка вздрогнул. – Когда бой с Балдараном закончился, я уже знал, во что ввязался. Мы насадили четыреста солдат, взятых в плен, на их собственные копья в долине Хин в качестве предупреждения остальным. Большинство были еще живы, когда мы оттуда вышли. Мы сре́зали с них трофеи, прежде чем уйти. Я взял уши одного парня, пока он висел и просил воды. Ребенок ненамного старше меня в то время. Когда я начал резать, он кричал, чтобы я просто убил его. Но я не дал ему воды и не убил его. Просто отрезал ему уши одно за другим и оставил там. – Клитрен заглянул в пустой кубок, словно надеясь найти там воспоминание. – Сейчас трудно вспомнить наверняка, но кажется, я смеялся, когда резал.

Рингил хмыкнул.

– Дело в том, Эскиат, что за последние двадцать лет я повидал и натворил немало охрененно мрачных дел. Я получал приказы от командиров – если бы они появились в сказке, ты бы сказал, что это какие-то демоны из ада. То, что ты показал мне в этом… месте? Да, это и впрямь дерьмово. Но разве оно делает двенд хуже нас? Ну правда, в чем разница?

– Таков один из способов смириться с этим.

Он видел, как наемник попытался улыбнуться, но вечерний ветерок словно стер улыбку с его лица, прежде чем она успела закрепиться. Клитрен взвесил бутылку в руке. Наполнил свой кубок до краев.

– Я наемный убийца, приятель. – В его тоне прозвучало что-то вроде отчаяния. – И дела нынче идут так, что я нарасхват. Ты скажи – какое мне дело до того, кто мои наниматели, если они платят?

– Немалое, – мрачно сказал Рингил. – По-твоему, утраченные воспоминания и несколько двусмысленных снов – худшее, что может случиться? Я побывал внутри чар, наложенных двендой. Я знаю, каково это, когда они приходят за тобой. Ты бредешь в тумане, и ничто в нем не имеет смысла, твои действия – не твои, всякие ужасы приходят и уходят, а ты ничего даже не подвергаешь сомнению, просто все принимаешь и делаешь, что велят.

Клитрен пожал плечами.

– Похоже на войну. Если уж на то пошло, бо́льшая часть моей жизни почти такая, будь то война или мир. Сдается мне, ваше благородное происхождение не подготовило вас к этому миру, господин мой Эскиат. Большинство из нас уже живут так, как вы описываете.

– Ага. Избавь меня от исповеди рядового, рыцарь. Тот парень в заложенной кольчуге, который резал уши и смеялся? Он давно умер и сгнил, и неважно, какие кошмары снятся тебе сейчас. Пришло его время. Твои убийства – все, что у тебя есть, Клитрен Хинерионский. Ты сделал свой выбор и живешь с ним. И если я не сильно ошибаюсь, тебе это нравится.

Наемник сказал что-то невнятное. Уткнулся лицом в кубок. Рингил уставился на свои пустые руки.

– Если двенды вернутся, ты можешь помахать ручкой на прощание этому всему. Знанию, пониманию, выбору. Ты не узнаешь этот мир, как только они вывернут его наизнанку, и никогда больше не поймешь, являются ли твои действия твоими собственными. – Рингил ткнул большим пальцем назад, где над его плечом поднималось навершие Друга Воронов. – Этот клинок? Двенда позволил мне пронести его на спине через все Серые Края, и я даже не подозревал, что все это время он был при мне. Если бы на меня напали, я бы умер с пустыми руками, как какой-нибудь согбенный крестьянин, даже не попытавшись обнажить сталь, потому что я не знал, что она у меня есть. Они украли это у меня – правду о моей способности сопротивляться. Я думаю, что они могли украсть и мою волю к сопротивлению, по крайней мере на некоторое время. Но правда в том, что я не уверен. В другой раз они привязали меня к моему чувству вины и скорби и позволили им жрать меня живьем – я имею в виду, буквально. Меня буквально съедали заживо, а затем возвращали к жизни, чтобы все могло начаться заново. На той равнине, что я тебе показывал, меня разорвал на части тысячу гребаных раз демон, которого я зарубил насмерть в этом мире. Но он жил там, потому что они дали ему силу.

«Потому что ты тоже дал ему силу, Гил. Давай не будем забывать об этом».

На главной палубе послышались любопытные голоса. Гил осознал, что перешел на крик. Он тяжело вздохнул и подавил свой гнев. Сжал губы в тонкую линию.