Темные ущелья

Она увидела, как двое очнувшихся мужчин обнялись с радостными возгласами. Восторженные крики звучали тут и там. Другие фигуры неуклюже поднимались – наверное, их разбудил неудержимый шум. И снова крики, смесь наомского с маджакским и тетаннским. Поблизости от Арчет, чуть выше по склону, капер с ухмылкой потянулся вниз и поднял Канана Шента на ноги. Потрепанный гвардеец благодарно кивнул.

«Ага. Помести их в тысяче миль к юго-западу отсюда – оба бы только о том и думали, как выпустить друг другу кишки. Поди ж ты».

Но тем не менее она поймала себя на том, что улыбается.

– Ладно, – сказала Арчет Чану. – Ты со мной. Давай посмотрим, что скажут местные.

Они направились вверх по склону к ближайшему маджаку.

Но не прошли и половины пути, как он напрягся, окинул взглядом своих товарищей, а затем вытянул руку на восток и начал кричать.

Арчет повернулась вслед за его жестом, прикрыла глаза ладонью. Угасающий отблеск улыбки мгновенно стерся с ее лица.

Всадники.

Их было не меньше дюжины, и приближались они очень быстро.

Глава пятидесятая

От дома Финдрича за пять кварталов смердело двендами. Гил почти усмехнулся, ощутив их присутствие, оседающее на нем мягко, как паутинка, проникающее своими волокнами в разум. Было время, когда он от этого прикосновения ощутил бы холод в затылке, оцепенел на полушаге, схватился за навершие Друга Воронов и оскалил зубы, издавая инстинктивный защитный рык, как всякий клыкастый зверь, загнанный в угол.

Теперь же он лишь чуть замедлил шаг под дождем.

– В чем дело, мой господин?

Нойал Ракан озабоченно нахмурил брови под украшенным гребнем гвардейским шлемом, впился взглядом молодых глаз в лицо Рингила. «Похоже, ты зря думал, что держишь ситуацию под контролем, Гил». Он улыбнулся своему любовнику из Трона Вековечного, надеясь, что улыбка получилась воодушевляющей.

– Не о чем беспокоиться, капитан. Все там, где им полагается быть.

На улицах Эттеркаля вокруг них царила зловещая тишина, как будто внезапно начался какой-то жесткий комендантский час. Они миновали ручные тележки, брошенные посреди улиц, открытые двери покинутых таверн, внутри которых виднелись опрокинутые табуреты и столы, все еще заставленные кружками и тарелками. Раз или два они видели настороженные лица, наблюдавшие за ними из окон верхнего этажа, время от времени – сгорбленные фигуры в боковых переулках или нишах для попрошаек. Но большинство обитателей Соленого Лабиринта, похоже, отыскали неотложные дела в другом месте.

«Да уж… и где бы они могли быть».

Над очертаниями доходных домов и складских стен, сквозь пелену дождя и низко нависшие рваные облака виднелось небо над портовыми трущобами, окрашенное в глубокий тускло-красный цвет. Можно было с уверенностью биться об заклад, что новость со всеми преувеличенными подробностями к этому моменту должна была достичь по меньшей мере тех мест, откуда видно это свечение. А в о́круге вроде Эттеркаля известие подействовало бы так же, как пригоршня монет, которую швырнули в толпу на рыночной площади. Все бы начали подбирать их, драться, пытаясь заполучить хоть что-нибудь. А кто-то воспользовался бы хаосом, чтобы вломиться куда-то, совершить грабеж или, быть может, свести старые счеты, пока равновесие в городе нарушено. У некоторых в портовых трущобах были родственники или другие, более прозаичные интересы, которые следовало защищать. Другие просто захотели бы испытать свою молодую бандитскую удаль на улицах, озаренных пожарами, и неважно, против кого или чего. Если прибавить тех, кому хотелось просто поглазеть, сказать, что они там были, годами повторять приятелям эту байку, становилось понятно, каким образом весь Соленый Лабиринт опустел быстрее, чем кошель зарезанного аристократа.

Присутствие двенд усилилось, но он все еще не чувствовал, что они его заметили. Однажды – как будто в другой жизни – в Луговинах Ситлоу преследовал его на заре сквозь мангровую рощу, шел по пятам почти до самого дома, сквозь туман, а потом придвинулся тем немыслимым образом, какой возможен только в Серых Краях, и устремил взор на языкатого, вспыльчивого молодого мечника, который вознамерился ему досадить. Гил знал, что не забудет это чувство, и прямо сейчас он его не ощущал.

«И все же…»

Он призвал глиф-завесу, один из самых сильных. Это не сделало бы его невидимым для глаз олдрейнов, но, по крайней мере, поубавило бы их интерес. Просто еще один солдат-человек, поспешно марширующий куда-то с товарищами за спиной. Как там выразился лейтенант Ситлоу о человеческой солдатне… «Словно неприкаянные обезьяны». Гил все еще слышал прозвучавшие в этих словах презрение и отвращение, и он на них рассчитывал. Если Темная Королева подбросит им толику удачи, все глаза в резиденции Финдрича, человечьи и двендские, сейчас должны глядеть в другую сторону – на большой пожар в гавани и разливающееся вслед за пламенем море ярости.