Темные ущелья

Марнак поморщился при этом воспоминании. Он никогда не возражал против быстрого возвышения Эршала до статуса вождя в последующие недели, потому что это имело смысл. Клан нуждался в преемственности: схватка за власть между главными скотовладельцами была недопустимой вещью после всей этой жути. Шаман поддержал Эршала, а значит, боги тоже. Гант, еще один выживший брат Драконьей Погибели, выразил согласие кивком. Да и Эршал, по правде говоря, был неплохим кандидатом на эту должность. Молодой, но проницательный и с инстинктивным пониманием политических потребностей, которые Драконья Погибель никогда не осознавал или не утруждался их учитывать. Новый вождь уважительно выслушивал скотовладельцев и прочих клановых седобородых мужчин, а симпатии тех, кто моложе, завоевал благодаря тому, что был отличным стрелком и наездником. Уже через несколько месяцев все с некоторым облегчением твердили, что его следовало избрать вождем с самого начала…

Возгласы спутников вернули Марнака к реальности. Его звали по имени и смеялись. Железный Лоб моргнул и огляделся. Увидел, что так погрузился в воспоминания, что едва не проехал мимо места их назначения.

«Оперенное гнездышко».

Это строение – высотой в три этажа, сложенное из дешевого кирпича и бревен, с надписями красным по-тетаннски – опасно перекосилось влево, и Марнак предчувствовал, что в один прекрасный день очнется погребенным под обломками. На крыльце лениво разлеглись несколько девушек, не занятых работой, – окликали прохожих и устало выставляли товар. Их глаза были подведены кайалом в наивной уверенности, что это следует ихельтетской моде, а грязноватые наряды отдаленно напоминали гаремные одежды. В названии заведения, конечно же, скрывалась шутка – двойной смысл, как и у большинства других публичных домов в городе. Но шутка была тетаннская, на маджакский переводилась плоховато, и за эти годы Марнак устал объяснять ее смысл товарищам по кутежам, которым, так или иначе, было все равно.

Он натянул поводья сильней, чем следовало, и развернул лошадь головой к коновязи. Перекинул ногу и с показной небрежностью наездника-скаранака выскользнул из седла без помощи рук. Подошвы его сапог ударились о землю и подняли небольшие клубы пыли; он постарался не хмыкнуть, выдавая боль в коленях, вызванную этим трюком. Несколько девушек демонстративно охнули, но подлинного восхищения не выразили. Дрочилы-кочевники с их трюками. Марнак догадывался, что шлюхи видели эту хрень по девять раз до завтрака почти каждый день.

Он старался для своих людей.

– Ладно, парни. Вылезаем из седла – и обратно в седло, ага?

Тотчас же раздался одобрительный рев. Один из его спутников вскрикнул и вскочил на перила, застыл там на полусогнутых, вывернутых ногах, а потом начал скакать взад и вперед, широко раскинув руки. Девушки на крыльце, зевая, поднялись со своих постов. Скаранак, ухмыляясь, спрыгнул прямо в их объятия.

– Открывайте, девочки, мы идем! – прокричал мужчина рядом с Марнаком. – Вот и мне достанется имперская киска!

«Ну да, это ты так думаешь», – кисло подумал Железный Лоб.

На самом деле в «Оперенном гнездышке» были ихельтетские шлюхи – немного, и стоили они куда дороже, чем большинство маджакских кочевников были готовы или могли себе позволить заплатить. Большинство клиентов «Гнездышка» вполне довольствовались загримированными местными девушками. Они все равно не понимали разницы.

Марнак понимал.

Он лениво раскинулся на постели с шелковыми занавесками в комнате на верхнем этаже, пытаясь отделить свою ностальгию от похоти. Внизу его снабдили вином; пока тянулось ожидание – он все еще не допил свой огромный кубок, – и поскольку Железный Лоб почти не ел с самого завтрака, у него кружилась голова. Он с преувеличенной осторожностью поставил кубок на табурет рядом с кроватью. Немного ослабил ремень и почувствовал, как рот расползается во влажной улыбке.

– Что тебя задерживает, девочка? – позвал он по-тетаннски. – Ты ведь не стесняешься, правда?

– На самом деле, нет.

В дверном проеме возникла высокая темная фигура с туго заплетенной гривой волос, которая делала ее еще выше. Незнакомка была одета почти так же, как сам Марнак: сапоги и кожаные бриджи, куртка и портупея с оружием. Голос был глубокий и бархатистый, в нем слышались и придворная утонченность, и командный скрежет. Железный Лоб вскочил с кровати как ошпаренный кот.

– Что за хрень, ты кто? Что…

Он осекся, когда женщина вышла на свет. Лицо у нее было черное как уголь, а в глазах презрительным вихрем кружились отблески свечей, придавая им сходство с глубокими колодцами, в которых отражается Лента. Ее ножи были вложены в ножны странным образом, вверх тормашками, но рукояти…

– Я… тебя знаю, – прошептал Марнак.

Она сделала еще шаг в комнату, положила руки на пояс.

– Скорее всего, да. Подобных мне всегда было немного.

– Ты, э-э… – Во рту у него пересохло от вина. – Дочь Флараднама, не так ли? Я видел тебя на поминальном собрании в Ихельтете. Я, э-э, был в войске твоего отца. В северном экспедиционном корпусе. Я видел, как он погиб.