Его связывали, поднимали. Но зрение ему отказало: он видел лишь осколки, пронизанные темнотой с красными прожилками. Едва успевал замечать кружащиеся, разбитые на куски образы – лица двенд, склонившихся над ним, всматривающихся в него; Рисгиллен, беседующую с новым двендой, который изображал Шахна; ночное небо и дождь, падающий с него.
Его голова откинулась назад – он увидел позади Причал Чужеземца, перевернутый вверх тормашками, труп Клитрена Хинерионского, скрюченный среди других разбросанных мертвецов. Дрожащий, перевернутый вид освещенных огнем вод гавани, и там – он в отчаянии напрягал глаза, но не сумел сфокусировать взгляд на увиденном – второй баркас Ньянара, уменьшенный расстоянием до размеров игрушки, изо всех сил идущий прочь, уже почти у входа в гавань…
– Я боюсь, – сказал Стратег без тени сожаления, – что спасти тебя из этого затруднительного положения невозможно. На самом деле – и будет только справедливо тебе об этом сообщить, – ты оказался вновь в руках двенд почти полностью в результате моих усилий. Именно я помог Латкину из клана Талонрич сбросить человеческое обличье, которое к нему почти приросло.
Рингил опять увидел это: сержант морской пехоты Шахн стоял над ним и его лицо, начиная от глаз, съеживалось и отпадало, как сброшенный наряд.
– Это сделал
– Я думал, это очевидно. Возможно, ранения затуманили твой мозг. Я же сказал тебе, кир-Арчет жива.
– Ты продолжаешь дрочить на эту дурацкую гребаную фантазию про Богиню-Императрицу? – От ярости слова делались бессвязными, превращались в слабую жалкую пародию на гнев, какого Рингил желал. Он ощутил подступающую тошноту. – Я же говорил, что буду молчать, железный говнюк. Я дал тебе слово!
– Да. Но, боюсь, проблема не в том, что тебе стало известно о плане.
– В тебе.
Они забирали его с собой. Он миновал жар и беспокойный танец пламени слева от себя, красные и желтые языки огня плясали в плотной темноте. Фасады домов поднимались по обе стороны, закрывая куски неба, пока они покидали гавань и направлялись – как он догадывался – обратно в Тервиналу. Голос Стратега следовал за ним, дружелюбно звуча в ухе.
– Ты должен понять: клика участников миссии складывается довольно неплохо, как и надеялся Анашарал. Шанта, Шенданак, Танд. Жизнеспособное ядро все-таки сформировалось, и эти трое втянут остальных, как только вернутся в Ихельтет. Сцену для этого подготовили некоторое время назад – недовольство правящей династией зрело давно, обида прибрежных кланов теплилась, пока ее не начал подпитывать дух чистого предпринимательства вкупе с амбициями и ограничения, установленные дворцом и Цитаделью, не начали раздражать. Теперь добавим глубокое отвращение к новой войне и идиотам, которые ее ведут. Это очень многообещающая смесь. Она приведет к тому, что Джирала Химрана сместят с Блистающего Трона еще до конца года. К сожалению, наши заговорщики выбрали не ту фигуру, чтобы заменить его.
Осознание обрушилось на Рингила, словно гиря весом в тонну.
– Да ладно тебе, – еле слышно выдохнул он. – Я? Гребаный педик-изгой?
– Это искушенные люди. Им все равно, и они с радостью повесят занавесы и поставят приспособления, чтобы справиться с теми, кто придерживается иного мнения. Невежественные ослепнут, грубые будут ограничены в свободе действий или исчезнут, и затраты посчитают незначительными. Это
– Ты тупой металлический ублюдок, – пропыхтел Рингил – это были последние отчаянные остатки сопротивления, но что-то – будь то колдовство двенд или раны, – он не мог понять, вновь утягивало его в кружащуюся мягкую тьму. Слова эхом отражались где-то наверху, пока он падал. – Она этого не сделает, Кормчий,
– Да, полагаю, я принял во внимание и учел это. Механизмы на месте. – Голос Стратега оставался странно близким и четким по мере того, как Рингил проваливался в беспамятство. – Но спасибо за заботу. О, и спасибо за героическую службу по освобождению наших основных заговорщиков. Ты победил, как и подобает герою. Тебя будут помнить и почитать – если не вечно, то, конечно, очень долго, я полагаю. Прощай.
И дальше, вниз по бесконечному, покрытому серой паутиной туннелю утрат, уходящему в черноту.
На этот раз, возвращаясь, он знает, что это колдовство, – он чувствует его запах. Ощущает вкус в глубине горла, как будто употребил слишком много крина. Видит двенд, мерцающих вокруг, как голубое пламя свечи размером с человека, еще до того, как открывает глаза.
И все же он их открывает.
Стоячие камни, укоренившиеся на склоне унылого низкого холма.