Темные века европейской истории. От падения Рима до эпохи Ренессанса

В 732 году Лев предпринял более практический шаг, чтобы заставить папу подчиниться. Он собрал в портах Малой Азии большую армию и флот, который должен был отплыть в Италию и вернуть силой оружия утраченные регионы экзархата, арестовать Григория III и отправить в Константинополь в цепях. Однако судьба была против восстановления власти императора в Италии. Флот был почти полностью уничтожен штормом на Адриатике, и жалкие остатки армии, которым удалось добраться до Равенны, не сумели сделать ничего. Это была последняя серьезная попытка империи вернуть центральную часть Италии. С тех пор папы действовали сами по себе, а экзарх, запертый в единственной крепости — Равеннской, — с трепетом ожидал начала следующей лангобардской войны. Он не сомневался, что еще одна война снесет и его, и сильно уменьшившийся экзархат.

Но в течение восьми лет после заключения договора 730 года король Лиутпранд сохранял в Италии мир. Он был благочестивым принцем и уважал папство, которому даже подарил территорию — город Сутри в Тоскане, который он отобрал у экзарха во время войны 728–730 годов. Его правление принесло процветание лангобардам. Южным герцогствам пришлось подчиняться приказам из Павии, славяне и авары держались в удалении от северных болот. Лиутпранд даже поддерживал дружеские отношения с Карлом Мартеллом, великим майордомом Галлии. Когда Карл подыскивал соседнего суверена, который, согласно тевтонскому обычаю, опояшет мечом и обрежет волосы его сына Пипина, посвятив юношу в мужчину, он выбрал для этого Лиутпранда. При вторжении в Прованс сарацин в 736–737 годах Карл попросил лангобардов о помощи. Лиутпранда перешел Альпы и помог изгнать мусульман из Экса и Ари.

Мир в Италии не нарушался до 738 года, когда герцог Сполето Тразимунд взбунтовался, причем не впервые, против Лиутпранда. Король подавил восстание со своей обычной энергией, и герцог был вынужден поспешно бежать. Он укрылся в Риме у папы Григория III. Лиутпранд потребовал его выдачи. Григорий отказался, и армия лангобардов вошла в римское герцогство. Король захватил Орте, Бомарцо и еще два города на юге Тосканы и стал угрожать Риму осадой. Григорий III не мог рассчитывать на помощь императора Льва. И он принял решение просить помощи у единственной силы, которая еще могла его спасти, — у великого майордома франков. Он послал Карлу Мартеллу золотые ключи от гробницы святого Петра и попросил защитить священный город от нечестивых лангобардов. Он даровал майордому звучный титул римского патриция, на что официально не имел никакого права. Его мог дать только император. Он даже предложил свою лояльность, которая до тех пор, по крайней мере теоретически, принадлежала Константинополю. Таким образом, Григорий III первым из римских понтификов попытался навлечь на Италию проклятие иностранного вторжения. Своей светской политикой он навлек на себя гнев Лиутпранда. Война началась только потому, что папа поддержал восстание герцога Сполето и укрыл его у себя, когда тот бежал. Тем не менее он превратил лангобардское вторжение в святотатство, стал жаловаться Карлу, что нападение лангобардов — нечестивое посягательство на права церкви, намеренное оскорбление величия святого Петра. Учитывая, что король Лиутпранд спас его всего лишь восемью годами ранее, папе Григорию III явно была свойственна черная неблагодарность, равно как намеренное искажение фактов и бессовестное лицемерие. Но папа испытывал сильнейшую и совершенно нерациональную ненависть к народу лангобардов. Опасность того, что он может лишиться светской власти, если Рим будет аннексирован Лиутпранд ом, вынудила Григория III рассматривать этого благочестивого, миролюбивого монарха ничуть не меньшим своим врагом, чем непримиримый иконоборец из Константинополя. Учитывая дружелюбие Лиутпранда и выдержанные в весьма уважительном стиле национальные хроники лангобардов, тем более в сравнении с их современниками за Альпами, поразительно читать, в каких выражениях их характеризуют Григорий III и его преемники. Представляется, что ни один эпитет, применявшийся в Священном Писании к язычникам, не казался понтифику слишком суровым, когда он говорил о «зловонном клятвопреступном безбожном народе лангобардов, расе грабителей и убийц». И все это негодование и оскорбления были вызваны совершенно рациональным желанием Лиутпранда наказать папу за то, что он укрывает бунтовщиков. Невозможно не пожелать великому королю успеха во взятии Рима и объединении Италии. Таким образом, он мог бы избавить Италию от проклятия франкского вторжения, от ее долгой и неестественной связи с Константинополем и от еще большей катастрофы — постоянного закрепления светской власти папства.