Темные века европейской истории. От падения Рима до эпохи Ренессанса

В 732 году наместник перешел Западные Пиренеи во главе крупнейшей арабской армии, которую когда-либо видела Испания, усиленной подкреплениями из Африки и с востока. Эд занял оборону вдоль линии Гаронны, но был разбит, лишившись почти всей армии. Он бежал за Луару и отдался на милость Карла Мартелла. Тем временем сарацины взяли штурмом Бордо и медленно двинулись вперед, разоряя земли вокруг, пока не подошли к Пуатье. На этот раз они не совершали обычный рейд. Арабы пришли, чтобы завоевать Аквитанию навсегда. Возможно, они планировали напасть и на Нейстрию, но это точно неизвестно. Возглавляемая самым сильным и чрезвычайно популярным наместником мусульманской Испании армия, насчитывавшая 70 или 80 000 человек, считала себя непобедимой.

В час величайшей опасности великий майордом не заставил себя ждать. Он не бросился сломя голову навстречу врагу, а собрал все доступные силы государства франков. Правда, полагался он в основном на своих людей — австразийцев. Он возглавил армию, подобной которой не было с ранних времен, потому что Нейстрия и Австразия еще никогда не объединялись для столь масштабной экспедиции. Только после этого он переправился через Луару возле Тура и двинулся навстречу Абд ар-Рахману. Армии встретились в окрестностях Пуатье — in suburbio Pictaviensi. Хотя по необъяснимой причуде хрониста на страницах многих исторических трудов это сражение носит название «битва при Туре». И Абд ар-Рахман, и Карл, вероятно, чувствовали, что им предстоит не рядовое сражение. Судьба Аквитании, а возможно, и всей Галлии зависела от исхода этой битвы между христианами и мусульманами. Семь дней армии стояли в виду друг друга. Каждая ждала, что противник сделает первый шаг. Наконец, Абд ар-Рахман начал наступление. Его армия вышла из лагеря и устремилась на лагерь франков. Подробности той великой битвы до нас не дошли. Мы только знаем, что сарацинские всадники тщетно рыскала вокруг стены из щитов франкской пехоты, которая приросла к земле, словно ледяной вал. Австразийцы несли на своих плечах основную тяжесть сражения. Люди востока — высокие, сильные, с крепкими руками — наносили удары, которым не мог противостоять никто. Это они нашли и убили сарацинского главаря. Битва продолжалась до самой ночи, когда арабы отступили, оставив на земле перед франкскими линиями множество трупов, в том числе Абд ар-Рахмана. Ночью арабы подсчитали потери, которые оказались настолько велики, что они поспешно бежали, не дожидаясь рассвета. Их шатры, набитые добычей из Аквитании, запасы продовольствия, тысячи лошадей и горы оружия достались франкам. Так была устранена опасность для западного христианского мира со стороны мусульман. Эту опасность часто преувеличивали, особенно франкские авторы, всячески прославлявшие австразийского майордома, которого они превратили в национального героя. Возможно, даже если бы Абд ар-Рахман одержал победу, ему в руки попала бы только Аквитания и ничего больше. Это вторжение после Бордо превратилось в грабительский рейд, как и тот, что в 725 году завершился разграблением Отёна. Мусульмане Испании за последние сорок лет показали себя абсолютно раздробленными и совершенно неуправляемыми. Невозможно поверить, что даже под командованием исключительно талантливого лидера они могли продержаться вместе достаточно долго, чтобы завоевать центральную часть Галлии. Нейстрия и в еще большей степени Австразия были государствами, обладавшими намного большей силой и энергией, чем одряхлевшая вестготская монархия, павшая в 711 году. Даже если бы Пуатье постигла судьба Отёна, у франков было достаточно силы и смелости, чтобы отразить еще много подобных ударов, и можно подвергнуть сомнению суждение Гиббона, рисующего мрачную картину возможных последствий победы Абд ар-Рахмана: муэдзин, призывающий мусульман к молитве на шотландских нагорьях, и мулла, рассуждающий в Оксфорде об аспектах унитарианства.

Остатки арабской армии не делали попыток удержать Аквитанию. Они со всей возможной поспешностью удалились за Пиренеи, и герцог Эд смог опять занять Бордо и Тулузу и править всеми своими прежними владениями, как вассал франков. Тем временем Карл вернулся в Австразию, нагруженный добычей, и весь западный мир объявил его величайшим завоевателем после Константина. Поэты и хронисты франков воспевали его триумф с воистину неуемной энергией, и довольно скоро мир поверил, что его армия убила 375 000 сарацин, а ее собственные потери составили 1500 человек. Будь он в лучших отношениях с церковью, занял бы такое же место в истории, как его внук Карл Великий. Но рвение, с которым он продвигал обращение Германии и сражался с иноземцами, в глазах монастырских историков не компенсировало того властного высокомерия, с которым он обращался с церковью Галлии. Из-за того, что он подвергал изгнанию епископов, запрещал проводить синоды без его позволения и периодически облагал военными сборами церковные земли, хронисты тех дней относились к нему с большой прохладцей.