Темные века европейской истории. От падения Рима до эпохи Ренессанса

Теория империи в Западной Европе и в Италии. — Проблемы папы Льва III. — Коронация Карла в Рождество 800 года. — Последствия, немедленные и долгосрочные, коронации. — Папство и империя. — Карл — управленец и правовед. — Поддержка литературы, архитектуры и науки. — Последние годы и смерть Карла

Повествуя о нескончаемых войнах великого короля франков, у нас почти не было времени упомянуть о внутренних изменениях, которые он произвел в условиях и структуре королевства. Первое и главное — внедрение новой политической теории в управление западным христианским миром. В 800 году папа Лев III короновал его императором.

Мы уже ранее вскользь упоминали о том, что теория всеобщего владычества Римской империи продолжала существовать и после исчезновения реальной власти императоров в большинстве стран Западной Европы. Остгот Теодорих и франк Хлодвиг были горды признать себя первыми подданными константинопольского цезаря и принять из его рук, вместе с титулами, торжественные одежды. До середины VI века Галлия, Испания и Италия номинально входили в империю, и ситуация изменилась, только когда Юстиниан, пожелав вернуть под свою власть весь запад, заставил тевтонских королей для своей защиты обратить оружие против него. Затем Бадуила, Леовигильд и Теудеберт отказались от принадлежности к империи — с их монет и документов исчезло название империи. Последние практические следы связи с Римской империей были потеряны в Испании, когда солдаты Ираклия были вытеснены Свинтилой (623), и в Галлии, когда поддержка и средства Маврикия не смогли помочь претенденту Гундовальду (585). Тем не менее в умах представителей образованных классов еще осталась память о древней империи. Судя по трудам хронистов VII века, они не забыли старую теорию всемирного правления Рима. Испанский хронист VII века назвал восточноримские армии «солдатами республики». Подданные франкских королей в Галлии датировали свои письма константинопольскими индиктами.

В Италии, конечно, можно было не опасаться, что традиция единства христианского мира под властью императоров будет забыта. Ссылки на древнее светское и духовное главенство Рима являлись самыми весомыми из папских аргументов, когда Григорий или Захарий заявляли о своих правах западного патриарха или отвергали нечестивость дерзких лангобардов. Личные амбиции пап всегда приводили их к воспоминаниям о древней славе империи. Тщеславие деградировавшего населения Рима иногда находило выход в пустых заявлениях, что они, «римский сенат и народ», являются законными наследниками Августа и Константина, а константинопольский цезарь — всего лишь простой грек. Когда из-за разрыва между Львом Исавром и папой Григорием Рим практически ускользнул из рук восточного императора и итальянцы могли с легкостью утверждать, что Константин Копроним или Лев Хазар больше не имеют права использовать римский императорский титул. Недовольные итальянцы могли добавить, что, разумеется, Рим не перестал быть частью Римской империи, но титул императора покинул еретическую Исаврийскую династию и временно прекратил свое существование, а империя продолжает существовать — любая другая постановка вопроса для итальянца немыслима.

Итальянцы и в меньшей степени франки были искренне озадачены столь долгой продолжительностью аномального положения дел. Ведь шестьдесят лет императоры оставались еретиками и не поддерживали связь с Римом. Ситуация не улучшилась, когда Восточная империя стала на путь ортодоксии, но одновременно перешла в руки властвующей императрицы. Подобное было отвратительно для всех, кто помнил древний римский страх перед женщиной у власти. Сама Ирина получила корону в результате преступлений против собственного сына, а потому не только правовед, но и любой здравомыслящий человек должен был содрогнуться от одной только мысли о признании ее законной правительницей Рима. И ее истовая религиозность ничего не меняла.

На протяжении всего долгого периода ссоры между папами и исаврийскими императорами возникал вопрос о выборе отдельного августа для управления Римской Италией — тех районов полуострова, которые не попали в руки лангобардов. План не был исполнен в основном из-за противодействия пап. Но не был он и забыт. Теперь, когда большая часть Италии — и лангобардской, и римской — находилась под властью одного короля, которого любили и папы, и народ, было бы странно, если бы идея отказа от унизительной зависимости Рима от Константинополя не была извлечена из глубин памяти. Ведь пока существовал только один человек, носящий императорский титул — правитель востока, — папа и его итальянские современники не смогут избавиться от мысли, пусть неприятной, что, вероятно, он все же главный.