В колонии Эрику лечили от наркомании. Она сама этого хотела и не противилась. Что-то получалось, ведь очень хотелось на свободу, с которой она на этот раз связывала начало новой жизни. Она охотно работала, стремясь что-то заработать. Ее освободили раньше окончания назначенного срока. Эрика вышла на свободу с какими-то деньгами, которых должно было хватить на первое время при скромной жизни.
Сама не зная почему, она выбрала Франкфурт-на-Майне, где, как положено, зарегистрировалась, сняла частную однокомнатную квартиру и стала искать работу. Ей повезло. Не требуя никаких «рекомендательных писем», ее взяли уборщицей в ночной ресторанчик. Выбирать не приходилось, и она с завидным упорством тянула свою лямку. Делать приходилось все – от уборки зала и столов до мытья посуды.
Так началась ее франкфуртская жизнь, от которой Эрика, естественно, ожидала лучшей доли…
Рольф Гаммерсбах шел по ночному Франкфурту.
Час назад у него закончилась встреча с очередным деловым партнером. Потом они зашли в бар, что-то выпили. Партнера увез личный шофер, а Рольф решил добираться на такси. Личного шофера он себе еще не завел, а садиться за руль нетрезвым не посмел. Мысли, разбавленные алкоголем, крутились вокруг чего угодно, но ни одна из них не зацепилась за решение немедленно ехать домой. Он решил немного пройтись.
Кайзерштрассе еще не улеглась спать, откуда-то доносилась едва слышная музыка, персонал заведений еще не бегал торопливо, занося в свои рестораны и ресторанчики, кафе и просто забегаловки выставленные на улице столики. Фонари давно уже зажглись, и их свет, смешавшись со светом от неоновой рекламы и светом, льющимся из витрин, падал на вполне еще зеленую листву деревьев, образуя на тротуаре причудливые таинственные тени.
На Рольфе был дорогой темно-серый костюм, серая же, но более светлого тона рубашка с галстуком в тон к темно-коричневым, почти бордовым, ботинкам с заостренными носками (что он находил крайне неудобным, но с чем мирился в приличествующих случаях). Темно-русые коротко подстриженные волосы были зачесаны назад, но вследствие природной жесткости создавали на голове некое подобие ежика. Его слегка удлиненное лицо с прямым средней длины носом и кустистыми бровями смотрелось строгим и мужественным. Впечатление усиливалось серыми глубоко посаженными глазами, взгляд которых приводил в смятение многих женщин. И Рольф Гаммерсбах знал об этом.
Ему не хотелось ехать домой, несмотря на то, что дом этот представлял собой громадную виллу, которой завидовали его многочисленные приятели. Он не мог этим гордиться, потому что это была не его заслуга. Втайне банкир мечтал, что когда-нибудь он наконец заработает кучу денег, и построит собственную виллу, и переедет туда от Бригитты, с которой у него давно не ладилось, и только мальчишки да неудачно составленный брачный контракт удерживали Рольфа возле нее.
С деньгами как-то не получалось. Он часто задумывался над этим, но не мог понять почему. Объяснял это сам себе то неудачной конъюнктурой рынка, то неправильно подобранным контингентом клиентов, то недостаточным усердием персонала банка. Гораздо реже всплывал вопрос: может быть, просто он, Рольф Гаммерсбах – тот человек, которому вообще не следует этим заниматься. Правда, была еще одна незадача, которую он редко осознавал, потому что большинство людей причины, происходящие из их натуры, не ставят в один ряд с внешними обстоятельствами. Рольф любил женщин. Не всех подряд, но всех хорошеньких. И ничего не мог с этим поделать.
«Может быть, поехать к Кристинке?» – застучало вдруг в голове. Нет, поздно. Он любил ее и мысленно иногда связывал свое будущее с ней. Когда-нибудь потом, когда построит виллу… Никого лучше у него не было – ни раньше, ни потом. Нет, пусть спит. Она устает в своем супермаркете.
От движения и мыслей алкоголь потихоньку выветрился, но ему все еще не хотелось домой, и Рольф решил продлить это состояние, когда мыслей становится много, но они не так остро буравят мозг. Он стал озираться по сторонам, читая вывески. Вот и ночной бар. Рольф зашел в него.
Эрика Пфеффер сидела на самом дальнем от входа барном стуле. И без того тусклый свет не попадал в это место, и она была почти незаметна для свежих посетителей бара. Зато ей были видны все. Несмотря на легкое опьянение, взгляд ее моментально схватил новенького и неотрывно провожал его до самой барной стойки, пока он не выбрал себе стул и, сказав что-то бармену, закурил, выпустив густое облако дыма.