Темные воды Тибра

Митридат сидел один в полутемном зале своего дворца в Пергаме. Один, потому что слуги, стоявшие шеренгой слева от стола, не в счет. У каждого было в руках большое блюдо, на котором лежало какое-нибудь произведение царских поваров. Жареная гусиная печень в меду (единственное блюдо римской кухни, что пришлось по душе Митридату, все остальные он находил тошнотворными), запеченный с овощами и базиликом осьминог; гора жареных перепелов; седло барана… дальнейшие кулинарные чудеса уже терялись в полумраке зала с низким темным потолком из ливанского кедра. Зал освещался всего лишь парою плоских светильников на тонких колоннах в человеческий рост.

Царь держал в правой руке нож с рукоятью из козьего копыта, это был единственный застольный инструмент, признававшийся им. Царь поднимал руку и тыкал лезвием в направлении одной из живых подставок.

– Ты.

И к нему быстро подплывало блюдо жареной кефали.

– Нет, лучше ты.

Кефаль ретировалась, и к столу стремился кабаний окорок.

Митридат не капризничал, просто соблюдал необходимую осторожность. Его дважды пытались отравить, а теперь, во время войны, вероятность того, что снова попытаются, вырастала многократно. Если подосланный убийца сумеет проникнуть на кухню, ему труднее отравить двадцать блюд, чем одно. И как хитрый отравитель догадается, что именно пожелает за обедом царь? Так что капризность при выборе кушанья в данном случае играла роль самозащиты. Правда, у него появлялись мысли о том, что те две попытки отправить его на тот свет при помощи яда не были руками римлян. Тут скорее надо было бы задуматься о роли Ариобарзана или Никомеда, друзей-врагов понтийского владыки. Но предосторожности полезны даже против неизвестного недоброжелателя.

Слуга, опустив блюдо, с сильно и приятно пахнущим куском мяса, на стол, быстро достал из складок одежды маленький без острия ножик и умелыми движениями отхватил по кусочку кабанятины в трех местах. Сунул их в рот и попятился от стола, старательно жуя.

Вино проверял верный Телезен, но и ему Митридат не доверял всецело, тоже заставлял пробовать из своей чаши, мог потребовать кувшин с противоположной части пира, если случалось трапезничать в большой компании.

В последнее время большие празднества стали редки.

И последняя деталь, свидетельствующая о предосторожности царя, – три пера большого нильского гуся, смазанных немного прогорклым акульим жиром. Это на тот случай, если отрава все же попадет в царский желудок. Жирные персидские вельможи использовали эти перья, чтобы иметь возможность по нескольку раз в течение пира наполнять желудки отборной едой, для Повелителя Востока они представляли собой часть техники царской безопасности.

– Убери свинью. Принеси вон то.

– Жареная вымоченная в сладком хиосском вине кефаль.

Поесть царю так и не привелось. Встрепенулись языки пламени в жаровнях. Митридат, прищурившись, поглядел в сторону входа.

Фарнак?

Ариарат и Акатий воюют в Македонии. Этого, третьего своего отпрыска Митридат оставил при себе, не решаясь доверить большое отдельное поручение. Но, в любом случае, Фарнаку надлежало быть в полудне пути на север, там в специальной гавани готовился хлебный морской обоз для Афин.

Значит, что-то случилось.

Ничего, кроме неприятностей, Митридат не ждал.

Фарнак приблизился.

– Говори.

– Они не хотят выходить в море.

– Кто?

– Корабельщики.

– Боятся гнева Пойседона?

– В Афинах проказа.

Сын кратко изложил, что произошло. Сулла как-то сумел найти людей для выполнения совершенно непредставимого дела: на двух кораблях они отправились к острову, называемому греками Кратос, и забрали оттуда всех прокаженных, после чего ночью вошли в гавань Пирея и высадили всех, кого привезли. Когда утром прокаженных обнаружили в прибрежных торговых рядах, началась паника. Большой торговый порт опустел. Все корабли теперь, все новоприбывающие стоят на рейде, никто не хочет швартоваться в Пирее.

Откуда они знают, что в порту проказа?

– Сулла придумал как их известить.

Подлый, но умный ход, приходилось это признать. Откуда-то римлянин узнал об особом отношении понтийцев к носителям этой болезни. Архелай не может просто так отдать приказ – перебить их. Убоятся гнева богов его солдаты. А купцы убоятся проказы. Сколько дней будет потеряно!

– Голод городу, конечно, не грозит. Архелай что-нибудь придумает.

Появился Телезен с бурдюком вина. Царь не признавал вино, налитое в керамическую посуду. Царь взял бурдюк в мощную руку, и так сдавил, что часть вина выплеснулась наружу. Поднялся из-за стола и энергично прошелся вокруг стола своего одинокого ужина. В голове роились приказы, которые следовало бы отдать в подобной ситуации, но было слишком очевидно, что это абсолютно бесполезно. До Афин отсюда не меньше десяти дней пути. Вот и остается в полном бессилии душить ни в чем не повинный бурдюк.