Темный инквизитор для светлой академии

Уже через меру (час), едва сообщили о несчастном случае, в вестибюле центральной башни разорвалось пространство, и перед толпой студиозов предстала пара: рыдающая женщина в необычайно дорогом наряде и взволнованный импозантный мужчина — родные Викрибера.

— Скажите, что это ошибка! — потребовали они, ворвавшись в кабинет ректора.

— Увы… — услышав ответ, графиня лишилась чувств.

Академия гудела, подобно рою пчел в улее, обсуждая случившееся, строя самые невероятные догадки.

Гордость Митара требовала скорее распутать дело, поэтому решил незамедлительно переговорить со Сьези.

Она уже имела разговор с ректором, деканами, но вину не признавала:

— Мне жаль… Так жаль, — картинно всхлипывала и промокала глаза надушенным платком. Он слушал оправдания за ширмой, сопоставлял факты и слухи и не верил ни единому ее слову.

«Как возможно без причины, не делая ничего, перемениться? Почему Сидерик стал славным парнем, а она утратила нежность, искренность, нечто, от чего восхищение к ней сменилось презрением?» — злился Митар, готовый ради правды сделать все, даже подловить ее на лжи.

Дэлинея пришла с опозданием, кутаясь в темный траурный платок, небрежно накинутый на плечи.

«Однако прическа аккуратная, прядка к прядке. И духами не забыла подушиться… — он жадно подмечал каждую мелочь в девичьем образе. — И сережки… Не такие яркие как раньше, но все же».

Любой со стороны, увидев, как она сидит, не поднимая головы, нервно теребит пальцами кисти шали, хлопает покрасневшими глазами, поверил бы в искреннюю скорбь. Но не он.

По службе пришлось много общаться с людьми: от родовитых аристократов до разорившихся крестьян и убитых горем вдов. Изрядно наслушавшись доносов, чужих секретов и оправданий, Митар имел богатый опыт в распознании лжи. И если бы сейчас приметил в Дэлинее искреннее горе по погибшему любимому человеку, обрадовался бы. Пусть в ее сердце не он, но чувствовать в ней подлость, продолжать разочаровываться — было не менее больно, чем страдать из-за ее выбора.

— Вы намеренно подталкивали студиозов к вражде? — сходу спросил строго.

— Нет! — она округлила глаза и затрясла головой. — Конечно, нет…

Не слушая обманчивые оправдания, задал другой вопрос:

— Переживаете?

— Очень, — поджала губы, по щеке скатилась слеза. Митар задумался, но продолжил нападение.

— Тогда почему воспользовались духами?

— Я? Нет! Это ткань долго держит запах…!

Но уж он-то знал: если Дэлинея не душилась каждые две-три меры, нежный цветочный запах выветривался и становился осязаем лишь на близком, почти интимном расстоянии. Сейчас же между ними лежали большой стол и пол кабинета, однако нос отчетливо улавливал аромат духов… Инквизитор усмехнулся довольно, как охотник взявший след, и резко отчеканил:

— Ложь.

— Нет! Ну, если… не помню. Я собиралась, когда узнала о случившемся, — Дэлинея побледнела.

— Если вы невиновны, нечего бояться. Пречистая инквизиция дотошно разбирается в каждом случае.

— М-мне нечего скрывать! — от волнения она даже перестала всхлипывать, словно забыла, что надо бы продолжать разыгрывать спектакль.

— На моей памяти вы первая, кто в искреннем горе уделяет пристальное внимание прическе и украшениям.

— Я не знала о случившемся! — истеричные нотки звучали скорее раздраженно, чем беззащитно.

— Я уточню, когда вам сообщили о трагедии, — Митар с трудом сдерживался, чтобы не вскочить, не тряхнуть ее за плечи и не крикнуть: «Перестань изворачиваться!» — Где вы были в день гибели Ивет?

— Не помню.

— Ваша лучшая, даже любимая подруга погибла, а вы забыли тот день?

— Я была растеряна!

— Почему распускаете слухи, что Сидерик неравнодушен к Сонезе? Она не из тех, в кого влюбляются мальчишки… — не успел закончить — Дэлинея побагровела, ее черты перекосились, а пальцы сжались в кулаки. Однако спохватилась, с кем разговаривает, с трудом, но взяла себя в руки и срывающимся голосом бросила:

— Вы ее не знали!

— Зато видел вещи, — ему показалось: стоит еще чуть надавить, и она взорвется, поэтому продолжил выводить из равновесия. — Простите, видел ее панталоны. Жалкое зрелище. У моей бабки были симпатичнее.

— Не смейте оскорблять усопшую! — прошипела сквозь зубы, готовая кинуться на него.

— Вы забываетесь! Мало, обращаетесь без почтения к старшему инквизитору, еще и посмели самовольно сесть без разрешения! — Митар не был мелочным, однако сейчас давил, доводя допрашиваемую до истерики, чтобы выплеснула злобу и потаенные мысли. Но не удалось. Закусив губу, Дэлинея замолчала.

— Можете идти.

После беседы нашло чувство омерзения. Он отвернулся, ожидая, когда она покинет кабинет, однако Сьези медлила.

— Простите меня, господин инквизитор. Простите! — заломила руки, захлопала ресницами. Даже голос стал выше.

— Вы перечитали романов. — оборвал ее. — Безжалостные сердца не тают перед мольбами красавиц.

Лучше уйдите с гордо поднятой головой, чем в слезах и унижаясь.

Сьези застыла на мгновение с приоткрытым ртом. Потом в глазах мелькнула ненависть, и она опрометью выбежала из кабинета.

Когда ушла, не мог отделаться от ощущения, что совершенно ее не узнает. В растерянности крутил перо.