Темный лик двойника

Савельев едко усмехался, хлопал в ладоши, тут же открывались дверцы неведомой кабинки и новая кукла, радостно подхватывалась очередным знатным гостем. От непрекращающихся вспышек иллюминации стало светло, как днем, разноцветные глаза доктора бешено вращались, обшаривая зал. И вдруг замерли, остановились… Сомнений не было, он глядел на меня!

Парализованный взглядом, я слышал его завораживающий голос:

«Рассказать сказку, сынок? Немощный правитель великой, но теряющей силы Империи…»

«Что с тобой? Ничего этого нет!» — внушал я себе.

Наваждение прошло, снова — пустая комната в старооскольской «Олимпии», снова тишина, на которую не посягает даже редкий звук автомобиля. «Хватит! — почти рычал я, — утром уеду, и прощай доктор Савельев…».

С первыми лучами солнца я все-таки ненадолго заснул. Но перед тем, как погрузиться в пучину сна, будто бы вновь услышал странную фразу зловещего создателя астральных двойников: «Немощный правитель великой, но теряющей силы Империи…».

Глава четырнадцатая Уйти, чтобы вернуться

Немощный правитель великой, но теряющей силы Империи с тоской посмотрел на извивающегося, как угорь, врача; лицо у того было озабоченным, он сопел и крутил головой.

— Все так плохо? — спросил Правитель и сам не узнал свой голос: старческий, скрипучий, как несмазанные колеса телеги, на которой он, родившийся в маленькой деревушке, так любил кататься в детстве.

— Не стоит огорчаться. Будем надеяться на улучшение…

«Врешь, засранец, не будет улучшения!».

Правитель тяжко вздохнул, самое страшное — покидать этот мир, прекрасный и удивительный, где столько возможностей! Обычно старики жалуются на тяжелую жизнь, что не хватает денег на лекарства, на оплату жилья, что приходится рыться по помойкам в поисках пропитания, при этом отчаянно матерят именно его, Правителя… Пусть матерят! Он давно плевал на ропот толпы, на плакаты, что несли в дрожащих от усталости руках старые и совсем молодые, для большинства из которых только одна перспектива — наемное рабство, и одна отдушина — митинги, где они срывают глотки в яростных, немых криках. Лично у него счета ломятся от денег! А кроме того, есть внутренние войска, милиция, верхушке которой он дал возможность изрядно подкормиться; эти подавят любой бунт, если надо, потопят его в крови. Потопят так, чтобы другим не повадно было. И любимая заграница никогда не осудит, поскольку именно Правитель в ее глазах — борец с тиранией!

«Все есть! Живи, да радуйся! И вдруг…».

Так и хочется всплакнуть о молодости. А ведь она была непростой, взлеты и падения, достойные поступки и предательства… Предавал он часто, но угрызений совести не испытывал. Может только раз, когда отдал приказ о сносе дома, в подвале которого на заре демонической власти была расстреляна венценосная семья… («Впрочем, плевать на нее!»). И сейчас Правитель вспоминал о своих «черных пятнах» безучастно, иначе и быть не может, был бы другим — никогда бы так не вознесся. С некоторых пор он открыто говорил себе: «Свиней в жизни немало; довольно чавкают и хрюкают возле корыта, а при возможности грызут друг друга. Родись я цыпленком, не подпустили бы к корыту».

…Рядом по-прежнему суетился доктор, подбадривая лживыми посулами о выздоровлении. Правитель вспомнил, как в одной старой сказке парень ловит птицу, а она говорит человеческим голосом: «Отпусти! И я дам тебе возможность выбора: счастливую молодость или счастливую старость». Герой выбирает второе, и вскоре масса несчастий сваливаются на его голову. И когда, после долгих-долгих мытарств и страданий, он готов был пойти на самоубийство, случай отводит руку. А потом, словно по мановению волшебства, меняется ситуация. Он находит потерянных жену и детей, становится царем. Но уже пришла старость, счастливая старость! Враки, счастливой старости не бывает. Сочинивший сказку убаюкивает всех жуткой иллюзией будущего счастья. А счастье надо ловить в молодости. Права нынешняя молодежь! С самого начала все гребут под себя. Поплясал, пока есть силы, а там… неважно!

— О чем думаете, господин президент? — вновь льстиво заулыбался доктор.

— О смысле жизни.

— Смысл вашей жизни — процветание страны. Вы столько всего сделали…

— А потом?

— Не понял?..

— Когда я уйду, кто-нибудь вспомнит о моих деяниях?

— Конечно, господин президент!

— Надеюсь, по-доброму? А то, понимаешь, работал, работал…

— Вы войдете в историю Отечества великим реформатором. Нет, вы войдете в мировую историю, как, например, Александр Македонский или Петр.

Правитель заулыбался, хотя прекрасно понимал, что все это ложь, однако она ему нравилась! Ложь, словно мед, сладка и приятна, какая разница, о чем в действительности думает твой собеседник, даже если втайне смеется… Пусть смеется. Но втайне! А раз он не в силах смеяться явно, значит, хохочешь ты.

«Какой, к черту, смех! Что с моим здоровьем? Этот гад что-то утаивает. И добиться от него правды невозможно!».

— …Видите ли, господин президент, — осторожно сказал доктор, — есть некоторые проблемы…